Трое спешат на войну. Пепе – маленький кубинец(Повести)
Шрифт:
Дед оперся на палку.
— Вы, может, примерно скажете, когда пойдет поезд? — спросил Вовка.
— Он, можа, сейчас пойдет, да не остановится. — Старик поглядел на нас сострадательно. — Вот что я вам скажу, воробушки. Тут недалече, версты две от станции, гора есть. На этой самой горе все поезда тихо едут. Когда молодой был, деньжат-то не хватало на билет, так я там, на горке, подожду поезд и прицеплюсь. И вам другого хода нет!..
— Спасибо, дедушка, — обрадовался я и вскочил с лавки.
— Ежели чего не так, — сказал
…Мы шагали с Вовкой по шпалам на восток. Темнота так плотно окутывала нас, что мы не видели друг друга.
— Ты на ходу в трамвай прыгал? — спросил я Вовку.
— Нет.
— В одном дворе жили, а я и не знал, — огорченно произнес я. — В товарный прыгать не испугаешься?
— Попробую.
«Скептик. Не скажет „прыгну“. „Попробую“! Будет дело, если он не сможет впрыгнуть на подножку».
— Слушай меня, — сказал я. — Легче всего, конечно, прыгать в последний вагон. Там подножка обязательно есть и фонарь горит. Но там кондуктор едет, он тут же нас скинет с подножки.
— Куда же прыгать?
— Надо выбрать вагон четырехосный. У него подножка есть.
— А если не успеешь прыгнуть?
— Выбирай другой вагон. А почувствуешь, что срываешься с подножки, оттолкнись от нее посильнее. Главное — упасть дальше от поезда на насыпь.
Позади нас появился отсвет фонаря паровоза. Свет становился все ярче, он резал темную стену ночи. Было слышно, как паровоз набирает скорость, чтобы с разгона преодолеть гору. Мы легли на откосе, чтобы машинист не заметил нас. Поезд приближался, но подъем увеличивался. Скорость поезда падала, и вот уже паровоз натужно пыхтит, как будто у него начинается одышка.
Как только паровоз поравнялся с нами и глаза стали различать в темноте вагоны, я крикнул Вовке:
— Давай рюкзак и беги за этим большим вагоном!
Вовка кинул мне рюкзак и побежал. Догнав вагон, он схватился за поручни и залез на нижнюю ступеньку.
Еще один большой вагон приближался. Я побежал рядом с ним. Забросил рюкзаки и впрыгнул на площадку. Ура, едем!
Поезд уже преодолел горку. Дыхание его стало свободнее и мощнее. Весело застучали колеса.
— Даешь Новосибирск! — крикнул я что есть мочи.
День еще не наступил — небо было серым, прохожие сонными, а мы уже шагали по улицам Новосибирска. Незнакомый город, который в виде кружочка обозначен на школьной карте, был перед нами. Конечно, интересно бы побродить по городу, узнать, какой он из себя. Но нам сейчас до этого никакого дела нет.
— Скажите, как пройти в горвоенкомат? — спросили мы женщину, встретившуюся на пути.
— Пойдете прямо, — сказала женщина, — потом повернете направо. Высокий дом увидите. Его легко отличить. Около него всегда народу много.
Женщина стояла и смотрела на нас.
— У меня вот такой же сынок на фронт ушел, — сказала она и кончиком
Чудно устроен мир. Нам весело — ей грустно. Может, ее сын, так же как и мы, с радостью уходил на фронт… А она плачет.
Мы быстро нашли горвоенкомат. У дверей призывники с вещмешками. Есть старики, а есть ребята молодые, вроде нас. Во всяком случае, мы не кажемся перед ними сопляками. А этот вот совсем маленький, меньше Вовки. Дунь — упадет. Женщины в слезах. Одна обняла мужа и плачет, будто отпускать не хочет.
Мы нырнули в подъезд и столкнулись с дежурным, молоденьким младшим лейтенантом в новой фуражке.
— Куда? — строго спросил он.
— Вы не скажете, капитан Соколов находится в военкомате?
— Ну, предположим, находится.
— Мы к нему!
— Зачем?
— Личный вопрос.
— Давай назад! — Младший лейтенант вышел из-за стола.
— Понимаете, в чем дело, товарищ дежурный, — сказал Вовка, как всегда подчеркнуто интеллигентно, — капитан Соколов наш друг. Если он узнает, что вы не пустили нас…
Младший лейтенант внимательно посмотрел на Вовку и, наверное, подумал: «Парень в очках врать не будет».
— Соколов спал на моем месте, — запросто сказал я, как будто Соколов был мой дядя.
— Где это он спал?
— В вагоне-теплушке, когда ехал сюда, в Новосибирск. Я ему свое место уступил. Он тогда и сказал: значит, мы друзья. Чего надо, заходите.
Младший лейтенант зачем-то потрогал козырек новенькой фуражки, взял телефонную трубку и попросил Соколова.
— Товарищ капитан, докладывает дежурный снизу. Тут вас спрашивают два парня. Говорят, ваши знакомые. Вы якобы спали на их месте в вагоне-теплушке!.. Слушаюсь, товарищ капитан. — Дежурный положил трубку. — Третий этаж, комната тридцать два.
Мы летели по лестнице как на крыльях.
— Я же говорил, Вовка, все будет в порядке!
Мы остановились у комнаты тридцать два, чуть перевели дух и постучали.
— Заходите! — послышался знакомый голос.
— Здравия желаем, товарищ капитан! — по-военному четко крикнули мы.
— Вот они, орлы, — весело сказал Соколов и поднялся из-за стола нам навстречу. — Как это вы очутились здесь? — спросил Соколов, пожав нам руки. — Вы же в Анжерку ехали.
— Мы из школы убежали, — отрапортовал я без всяких околичностей. — Хотим на фронт.
— Вот это да! — протянул капитан и посмотрел на нас, как будто видел в первый раз.
— Вы же сами сказали тогда в вагоне, товарищ капитан: «Фронт — святое дело для каждого…»
— Может, и сказал, — произнес капитан и опять странно посмотрел на нас. — Сколько вам лет?
Мы выдавили из себя ненавистное слово «шестнадцать».
— Рановато на фронт, — заявил Соколов и сел на свое место. — Через два года приходите.
— Возьмите нас добровольцами, — попросил Вовка. — Сейчас все на фронт идут, даже старики.