Трое в Долине

Никитин Юрий Александрович

— Я не знаю... не знаю, почему ты отпустил... у тебя злое, жестокое лицо... но я навеки... Только назови мое имя... я услышу, приду...

Он махнул рукой и пошел прочь от болота, ноги волочил, будто к ним подвесили скалы. В спину прозвучал ее затихающий крик:

— Меня зовут Белая Лилия, я из рода Щеров...

Деревья сомкнулись за его спиной, впереди пошла земля суше, запахи стали чище, он угрюмо раздумывал над странностью этого существа, что назвало ему свое имя, тем самым передав ему власть над нею. Всякий, кто знает тайное имя, волен вызывать и приказывать. Потому старики стараются опасных зверей

не называть вовсе, вон бера зовут либо медведем, либо косолапым, а то и вовсе топтыгиным, каждый волхв учит детей, чтобы не поминали вслух черта, а то придет...

— Добраться бы до тебя, сволочь, — прорычал он во внезапном гневе. — Ишь, даже водяницу заставил...

Олег и Таргитай жарили на палочках мясо, но Мрак уловил и сочный запах жареной рыбы. Олег, ухмыляясь, показал на крупных карасей, толстых и уже покрытых коричневой коркой, из-под которой выглядывало нежное белое мясо. Улыбка сбежала с его лица, когда увидел глаза Мрака:

— Стряслось что?

— Пустяки, — отмахнулся Мрак.

— Тарх сказал бы, что на тебе лица нет... но волхв должен быть точен в словах. Лицо на тебе висит, только это уже не лицо, а... совсем не лицо. Кого загрыз?

Мрак тяжело опустился возле огня:

— Надо бы. Как думаешь, кто нас не оставляет: тот проклятый воевода со своим колдуном, или же урюпинцы, за своего Змея мстятся?

— А тебе есть разница?

Мрак удивился глупому вопросу, да еще от волхва:

— Конечно.

— Какая?

— Не знаю, — буркнул Мрак. — Но разница есть. Один колдун дурной, но сильный, а другой не силен, зато искусен. Есть разница?

— А ты поверил, — сказал Олег с ласковым отеческим упреком. — Какой ты простой, Мрак! Простой и доверчивый... Ладно, время дорого. Я пройдусь над лесом. А ты, Тарх, налови еще рыбки...

В глазах Мрака что-то мелькнуло, он уже сделал движение, словно хотел остановить Таргитая, мол, ножки замочит, но пересилил себя, сказал угрюмо:

— Я поищу снизу. Все будем искать! Даже Таргитай поищет... в золе у костра. Начали! Время, в самом деле, дороже не бывает.

Таргитай не успел спросить, как это искать в золе, он не такой уж и золушник, хотя покопаться в золе, конечно же, здорово, за что его звали то попелюшником, то золушником... но Мрак уже в личине огромного волка скакнул за деревья и пропал, Олег почти одновременно с Мраком взмыл в воздух. Пришлось торопливо собирать хворост, ждать лучше всего у костра. Даже если Мрак ничего не задерет, хотя скорее небо падет на землю, то можно разогреть мясо, захваченное из семьи подменыша. Хозяйка переложила ломти пахучими травами, завернула в чистую тряпицу, для нее Мрак так и останется великим лекарем...

Глава 22

Олег судорожно бил крыльями о землю, так ему казалось, но та прогибалась подобно воде, и наконец понял, что колотит о воздух, а тот стал плотным, потому что лупит со страху так, что лес со всем миром будто рухнул в пропасть, виднокрай необъятно раздвигается, просто страшно, спиной чувствует сырь облаков, сдуру да со страху сейчас расшибет голову о небесную твердь...

Он растопырил крылья, тут же качнуло и повело в сторону, там слегка подхватило, снизу жмет теплый воздух, словно от пожара, можно держаться вот так, просто растопырившись, надо только не соскальзывать с вершины этого

теплого столба, тогда не только удержится на месте, но даже можно полегоньку подниматься вверх, пока сам воздух не остынет...

Крылья ныли, сдуру расшиб о воздух. Мышцы, что от плеч, скулят от боли и усталости. Если честно, то перетрудил со страху, страшась упасть на землю с высоты. Летал бы чаще, уже привык бы.

Далеко на севере показались светящиеся точки. Он присмотрелся, невероятное птичье зрение странным образом приблизило далеких птиц, их цветные крылья, поджатые к брюху красные, как у цапель, лапы. Шеи длинные, оранжевые и блестящие, словно покрытые золотыми перьями, а на красивых лебединых головах ярко горят пурпуром гребни, покрупнее петушиных, от них идет ровный мощный свет, играет на перьях...

Неужто анки, подумал он неверяще. Род создал их на заре мироздания, потом они стали вредить людям, и Род истребил, но часть уцелела, перебралась на дикий тогда север, прижилась, только теперь прячутся, как от Рода, так от его людей...

Облака двигались на север, но когда поднялся еще выше, там был слой странно тонких, как блины, облаками даже не назвать, неспешно идут совсем в обратную сторону. Воздух зимний, все тело начало застывать, мышцы свело судорогой. Мир перевернулся, облака и далекая земля поменялись местами, потом еще раз и еще, а когда ветер засвистел в ушах, он с ужасом ощутил, что падает, а крылья нелепо болтаются по воздуху.

То ли от воздуха, то ли от страха, но согрелся так, что бросило в жар, крылья начали цепляться за воздух сами. Но на этот раз удержал дикий страх, не поднялся под облака, а пошел над лесом, над самыми верхушками деревьев. Если дятел близко, он его заметит, как замечает даже мелких жуков, красноголовых муравьев, паучков, что затаились в ожидании добычи...

Таргитай подпрыгнул, когда рядом огромное и мохнатое ударилось о землю, мелькнули красные горящие глаза, оскаленный клюв с острыми зубами. В следующее мгновение голый человек с красными, как огонь, волосами пихнул его так, что Таргитай упал, задрав ноги:

— Опять мою волчовку под задницу сунул!

— Олег, как ты напугал...

— На свою садись! — рявкнул Олег зло. Его трясло, кожа пошла пупырышками. — Теперь воняет!

— Я тебе грел! — пискнул Таргитай. — Понюхай, какая теплая!

Он торопливо выгреб из затухающего костра голыми руками куски мяса, еще теплые. Олег торопливо оделся, сел, лязгая зубами к костру. Он все вздрагивал, ежился, придвигался к пляшущим языкам пламени так, что шерсть на волчовке начала скручиваться.

— Холодно там? — посочувствовал Таргитай.

— Оч-ч-чень, — пролязгал зубами Олег.

— Непонятно... Я думал, чем ближе к Солнцу, тем горячее... Ладно, я не волхв, мне все равно. Есть хочешь?

Олег молча ухватил обеими руками уже застывшее мясо, зубы его вонзались с такой жадностью, словно он стал Таргитаем, а сам Таргитай, сочувствующе сопя, раздул угли, принялся разогревать последние пласты мяса, а Мрак сам себе в лесу добудет.

— Ты замерз, — сказал он рассудительно, — потому что голодный! Я всегда замерзаю. И еще мне печально, когда я не совсем сытый... Потому и песни у меня печальные, что вы меня не кормите. Ешь, ешь!.. Когда брюхо набито, хоть босиком по снегу, а голодному и среди лета зябко...