Трое в Долине
Шрифт:
— Где-то скоро война, — заметил Мрак.
— Откуда знаешь? — поинтересовался Таргитай.
— Волки заранее чуют. И заранее собираются поближе к полю боя.
Он отшвырнул кость, ухватил другой кус, горячий и капающий соком, впился зубами. Однако коричневые глаза провожали стаю долгим задумчивым взором. И голос оборотня был невеселым:
— Я бы сказал, что они идут в сторону Долины Битвы Волхвов.
Глава 38
Таргитай завалил остатки костра влажным дерном, притоптал для надежности. Мешки заняли свои места за плечами. Мрак оглянулся:
— Ничего не забыли? Пошли.
Олег
— Ты хочешь построить все по разуму? Олег!.. Ты не замечешь, какой ты весь правильный, что просто... занудный. А теперь и весь мир хочешь сделать занудным?
Олег поморщился:
— Занудный, не занудный — это слова, что ничего не значат. Для одного занудный, для другого — нет. Не казался же я, скажем, занудным Лиске? А вот конь больше муравья для каждого. Хоть царь, хоть нищий, хоть мужчина, хоть женщина — всякий тебе скажет, что муравей мельче. И так скажут, будь это утром, вечером, ночью, днем. И в жару, и в холод. Сытые и голодные. Веселые и злые... Так же скажут вон про те горы.
Мрак сощурился:
— Про коня и муравья — да. А какой конь больше: твой или Таргитаев?
— Мрак... Если сразу не определишь, то их можно померить. Я за то, чтобы люди жили по каким-то меркам! Чтобы это не выходило за рамки. За грани. За черту, ибо за чертой, как ты знаешь, одна чертовщина, а переступивших черту мы зовем чертями или преступниками.
Мрак все еще в недоверии качал головой:
— Коней можно померить... А как измерить песню? Отвагу? Трусость? Любовь?.. Нет, Олег, не хотел бы я жить в твоем мире.
— А я в твоем, — огрызнулся Олег.
Таргитай прислушивался, умерил шаг, сказал неожиданно:
— А я тоже знаю про муравья! Такое, что про муравья... и эту... как ее?.. ну, эту...
— Стрекозу, — подсказал Олег.
— Во-во, — обрадовался Таргитай. — Про стрекозу и муравья. Боромир как-то рассказывал. Что-то слишком мудрое, я не понял, но память у меня как у лося, как-то запомнил, потому что красиво, хоть и непонятно, собирался в песню...
Олег поморщился, а Мрак заинтересованно попросил:
— Расскажи!.. Песни — они чем глупее, тем лучше сердце задевают.
— Да бред это все, — отмахнулся Олег, — Он такое расскажет! На самом деле, все проще пареной репы. Однажды муравей тащил зерно, а стрекоза в синем небе кувыркалась, трещала крыльями... Я бы сказал, что она все пела, как Таргитай, но стрекоза никогда не поет, а Таргитая как раз замолчать не заставлю... Так вот, муравей видел, как стрекоза сядет то на один цветок, напьется сока, то перелетит на другой, там тоже напьется и наестся сладкой пыльцы, а потом вовсе спать улеглась в чашечке цветка. Он спросил ее: «Что же ты делаешь, Таргитай... то бишь, стрекоза? Как можно жить просто так, не иметь цели ни близкой, ни далекой, ни вообще какой-то?»
— Ну-ну?
— Стрекоза ответила, что она счастлива такой жизнью. Ее цель — не иметь никаких целей. А как бы муравей ни старался, ему не убедить ее, что его жизнь более правильная, чем ее, полная наслаждений. Муравей развел сяжками, ведь в самом деле он не знает ее удел, как она не знает удела муравьев. У них разные цели, разные судьбы. Но вот однажды он заполз в мясную
Он замолчал, крупная коряга разлучила, а когда снова сошлись, Мрак спросил нетерпеливо:
— Но?
— Что? — удивился Олег.
Они слова разбежались, пропуская куст терна, теперь и Таргитай уже ломился рядом с Мраком, его синие глаза смотрели с обидой.
— Олег, ты не закончил!
— Разве? — удивился Олег. — А мне чудится, я сказал яснее ясного...
Мрак подергал носом, вскинул руку. Невры послушно остановились. Он постоял, вслушиваясь, широкое некрасивое лицо стало каменным, потом кустистые брови поползли вверх. Изгоям почудилось, что по ту сторону густого орешника звучит чистый девичий или детский голосок, распевающий беззаботную песенку.
Приблизились на цыпочках, уши на макушке, в самом деле высокий голос распевает что-то задорное, веселое. Мрак хмыкнул и, быстрый на решения, одним могучим прыжком перелетел через зеленые ветки, исчез.
Таргитай самоотверженно бросился следом, кусты затрещали, словно ломился могучий тур. Олег юркнул за ним в пролом, они выбежали на открытое место, замерли.
В трех десятках шагов над убитым оленем склонилась женщина. Возле нее на корточках сидел Мрак, что-то спрашивал, переводя взгляд с оленя на охотницу. Ее золотые волосы были убраны под капюшон, только на лоб свисали пряди, глаза были голубые, почти синие, смешливые, а лицо веселое и смеющееся. Она сошла бы за сестру Таргитая, если бы у него были сестры.
Олег подошел осторожно, придержал Таргитая, что пер напролом, глотая голодные слюни. Мрак покосился на них, бросил охотнице:
— А это... это двое моих спутников. Прости, что оборвали твою песенку.
— Пустяки, — ответила женщина звонким почти детским голосом. — Вас трое?
— Да, в кустах никто не прячется, — успокоил Мрак. — Так говоришь, живешь неподалеку... Нет, ты кого так режешь? Олень — благородный зверь, разделывать надо с почтением... Гляди.
Он отобрал нож, быстро и хищно распанахал тушу на большие куски. Женщина смотрела с интересом, без страха, Олегу почудилась в синих глазах затаенная насмешка. По крайней мере, она разделывала изящнее.
— У меня есть соль, — сказала она. — Есть горькие травы. Если сумете развести костер...
Таргитай подхватился, он уже почти лег, сказал торопливо:
— Я сейчас, сейчас!.. Эти прут, им хоть бы что, а у меня брюхо к спине прилипло. Даже присохло. Поедим, полежим...
Она снова рассмеялась, веселая и насмешливая. Мрак пожал плечами, не голоден, но ради общества почему не посидеть у костра?
Олег, вкладывая свою долю, срезал длинные прутья, очистил от коры, мясо нанизал тонкими ровными ломтиками. В узелке Сиринги, так она назвалась, кроме соли нашлись высушенные травы, ломкие настолько, что рассыпались в пыль, но когда ими посыпали мясо, невры заурчали как голодные звери: мясо стало настолько восхитительным, хоть и странно жгло рот, что проглатывали, почти не разжевывая, как волки, завалившие большого жирного оленя.