Трое в джунглях, не считая блондинки
Шрифт:
— Я знаю, Апони, — на лице Шиая расцвела улыбка.
Он встал и протянул ей руку. Апони приняла ее и поднялась. Капли дождя уже не казались ей холодными. А небо не казалось злым. Оно просто оплакивало ее прошлую жизнь. Нелепую смерть Матхотопа. Осиротевшее без него селение. Хотя Апони селения было жалко меньше всего.
Шиай подошел к мертвому Суачиасу, поднял его огненную палку и осторожно снял с груди шипастую тунху.
— Зачем? — спросила Апони.
— Вдруг она поможет нам защититься от бога Суачиасов, восставшего
И Апони кивнула. Хотя что-то внутри, в самом низу живота, беспокойно дернулось. Что-то, что очень не хотело этой тунхи. И было недовольно ее решением уйти.
Апони подошла к Матхотопу и присела рядом с ним. Она подозревала, что именно против. Кто. Она выполнит желание жреца. Его первенца она воспитает настоящим воином. Апони коснулась его руки, прощаясь. И пошла вслед за Шиаем.
А мертвый Матхотоп остался лежать на земле. И тяжелые капли падали на его лицо, и стекали невыплаканными слезами.
И внезапно его глаза распахнулись…
И уставились на меня немигающим взглядом. Я узнала его. Этот взгляд. Этот немигающий, гипнотизирующий взгляд.
Словно тяжелый камень упал у меня с груди, и я торпедой рванула со дна омута к поверхности воды, к воздуху…
— Келли! Келли, черт тебя подери! Да приходи ты уже в себя! — орал на меня кто-то знакомым голосом.
Знакомым голосом Брайана Уэйда, виконта Эшфорта.
[1] Чиминигагуа — муискский бог-демиург.
[2] Чибчакум — бог-покровитель простых людей и ремесленников. Неоднозначная фигура в муискском пантеоне, в данном случае критично, что именно он удерживает на плечах мир, созданный Чиминигагуа согласно одному из мифов о его сотворении.
[3] В данном случае речь идет об аркебузе, относительно легком фитильном оружии. Фитиль поджигали перед сражением, а перед выстрелом его раздували. С помощью подводного механизма фитиль поджигал порох. Огнестрельное оружие не пользовалось большой популярностью в Европе и считалось неблагородным до тех пор, пока при Павии в 1525 году испанское войско с помощью аркебуз не разгромило французов. Соотношение потерь было впечатляющим. 500 человек у испанцев, 12000 — у французов.
[4] Возраст, при котором мужчине позволялось заводить свою семью, в разных индейских племенах сильно разнился. В некоторых это право получали лишь мужчины, достигшие тридцати лет.
58. Келли
Я пришла в себя от гадкого запаха нюхательной соли. Фу! Брайан, мрачный, как тучи Матхотопа, смотрел на меня и сжимал в пальцах розовую капсулу [1].
— Келли, как ты меня напугала. Я тут чуть с ума не сошел, — сообщил он. — Что у тебя с плечом?
— С каким плечом? — спросила я и попыталась встать.
И сразу поняла, с каким плечом. А спустя еще
— Бандитская пуля, — сообщила я.
— Не смешно, — сказал Брайан и потянулся ручками к ране, за что получил по пальцам.
— Ага. Еще и больно, — согласилась я.
— А где Додсон?
— Не знаю.
Память тела сообщила, что Додсон был. Он делал мне перевязку. Я бросила взгляд на плечо. Точно, перевязка из полос, нарванных из его рубашки и связанных между собой. На вопрос, куда американец делся потом, тело ответить не могло. А всё остальное вообще ничего не помнило. То есть, что было до ранения, я помнила. Правда, издалека, словно размыто. А что было потом… только урывками.
— Не помню. Может, он за подмогой пошел? — предположила я.
Где его теперь искать? Додсон в сельве — всё равно, что мучной жучок в килограмме крупы. Может под любым зернышком обнаружиться. А может не обнаружиться вообще. Вне зависимости от исходной и конечной точек маршрута.
— Бог с ним, с Додсоном, — отмахнулся Брай, и эта фраза всколыхнула какую-то рябь в памяти. — Что у тебя всё-таки с плечом?
— Вроде, сквозная рана. Кость, судя по ощущениям, не пострадала, — сообщила я.
— В тебя, в смысле, действительно стреляли? — тупо повторил он, бледнея на глазах.
Я кивнула.
— Ты… ты какого… хрена ты вообще сюда пошла?! Одна, без меня?! — закричал на меня он.
В целом, я разделяла его вопрос. И не находила ответа. Но женщина я или нет? Женщина.
Поэтому я заплакала.
А что? Мне вдруг стало так себя жаль. А тут еще лицо Матхотопа из сна всплыло. Кстати. Его тоже было жаль. Очень. И я разревелась за нас обоих. Да так со вкусом, навзрыд. Апони бы обзавидовалась.
— Келли… Маленькая моя… Ну… — виконт Уэйд тут же растерял боевой пыл, и теперь пытался придумать, как бы меня так обнять, чтобы и не сделать при этом больно.
Потом плюхнулся слева на дно палатки, уложил мою голову себе на плечо и стал сцеловывать мои слезы, бормоча какие-то нежности. Я даже не всё разобрала, потому что всхлипывала громко. Втянулась. Но теплые губы, объятия и слова сделали свое дело, и я успокоилась.
— Почему тебя так долго не было? — перешла я в нападение.
Конечно, это нелогично. Я помнила, что именно я сбежала. Но женщина я или оправдываться должна?
Уэйд немного опешил от моей наглости.
— Так ты про Альберта написала, чтобы мне скорости придать? — он слегка отодвинулся от меня, чтобы посмотреть мне в глаза.
Ха! И что он надеялся увидеть в моих бесстыжих глазах?
Мысль о подлом Берти уже не будила во мне эмоций. Никаких. Ну подлый. От подлых людей тоже бывает польза. И это не отменяет того факта, что Берти — подонок. Я так и сказала:
— Твой Берти — подонок.
— Подонок, — согласился Брайан. — Но он за это заплатил.