Трое
Шрифт:
– Первый!- прорычал он брату, переворачивая Мишель на живот.
– Не, ну ты наглый щенок, блядь!- возмутился Мерл, не проявляя, впрочем, настойчивости, - я ее, значит, разогрел, а ты пришел и взял готовенькую!
– Мудила, - покачал он головой, наблюдая, как Дерил врывается в податливое тело сзади.
Мишель только постанывала, подаваясь назад, стремясь как можно больше насадиться на его член. Дерил оглаживал ее тело грубыми, привычными к арбалетной тетиве и рукоятке ножа, пальцами, глухо рычал, не обращая на слова брата никакого внимания.
Мерл посмотрел в лицо закусившей
– Я все равно свое возьму, - пробормотал он, целуя девушку и становясь на колени перед ее лицом.
Мишель поняла, чего он хочет, разомкнула губы и аккуратно взяла его в рот. Мерл глухо застонал.
– Бляяяяя…. Ты просто отпад, девочка, просто лапочка…
Мишель усилила движение языком по стволу, добиваясь крупной дрожи во всем теле мужчины.
– Пиздец, пиздец… Это пиздец просто… - хрипел Мерл, ритмично двигая рукой, удерживая ее голову, задавая свой темп партнерше.
Дерил наблюдал за выражением лица брата, заводясь от его эмоций еще больше, двигаясь еще жесче и грубее.
Внезапно Мерл хрипло нечленораздельно выругался, резче задвигал рукой, заставляя Мишель заглатывать глубже, и бурно кончил.
Дерил , не дав девушке опомниться, грубо, за волосы увлек ее, прижал спиной к себе и начал двигаться просто в сумасшедшем, бешеном темпе, насаживая ее на себя, поддерживая одной рукой за талию, а другую положив на горло.
Мишель замерла в жестких тисках, ощущая себя нежной бабочкой, которую раз за разом насаживают на раскаленную иглу. Она почувствовала на своих губах губы Мерла, застонала еще сильнее и забилась в бешеном, диком оргазме. Дерил толкнулся еще несколько раз и со стоном кончил, едва успев выйти из нее.
– Ну и утро, охереть… - выразил общее мнение Мерл чуть позже, когда они лежали все вместе, едва отдышавшись.
Дерил только усмехнулся, закуривая.
Глава 7
Они провели в охотничьем домике неделю. Братья по очереди отлучались на охоту, чтоб немного сэкономить припасы, захваченные из магазина. Мишель, освоив наконец плиту, готовила еду, немного прибиралась, училась стрельбе из арбалета (безуспешно, она его даже поднять, для того чтоб прицелиться нормально, не могла) и работе с ножом. Здесь она делала успехи. Не сказать, что значительные, но удар ей все-таки поставили. Стрелять из огнестрельного оружия ее не учили. Во-первых, в наличии был только обрез Мерла, тяжелый и неудобный, во-вторых, патронов к нему было немного. Ну, и в-третьих, несмотря на удаленность от другого жилья, опасались привлечь мертвецов. Пока что, за неделю, до них никто не добредал: ни живые, ни мертвые.
Братья обсуждали эту ситуацию и без конца спорили, что делать дальше. С одной стороны, здесь было тихо, спокойно. Еду можно было найти: охота, рыбалка, орехи, грибы, ягоды - все, что мог дать лес. Братья знали толк в выживании в диких условиях. С другой стороны, на носу была зима. Домик не отапливался, только печка, был довольно хлипким и вообще мало подходил для постоянного проживания. К тому же, связи не было никакой. Радио в пикапе не ловило, сотовые – тоже.
Было невозможно понять, что творится в мире. Может там уже все хорошо, болезнь побеждена,
Необходимо было возвращаться. В любом случае, даже если в мире все плохо, надо было искать убежище понадежнее.
У Мишель были двойственные чувства: она понимала, что вечно эти каникулы продолжаться не могут, неопределенность ситуации в мире угнетала. В то же время, несмотря ни на что, она чувствовала спокойствие и даже умиротворение.
С братьями было именно спокойно. Надежно. Все-таки психика девушки серьезно пошатнулась, после того, как она увидела папу и маму мертвыми, тянущими к ней руки, желающими ее крови.
У Мишель было счастливое детство: обеспеченные родители, папа – военный, делающий все для своей единственной дочки, мама – творческая личность, художница, открывшая ей мир прекрасного и уточненного искусства. Девочку, а потом и девушку, все любили, выполняли каждый каприз, окружающий мир был добр к ней.
И в один момент все рухнуло. Страшно рухнуло.
Мишель понимала: не встреть она так быстро братьев Диксон, скорее всего, прожила бы пару дней от силы. Испуганная, слабая, не умеющая противостоять жестокости, никогда не встречавшая на своем пути злых людей. Наверно, смерть была бы для нее благом.
Эта неделя, наполненная эмоциями, спокойствием, смехом, алкоголем, сексом была для нее как излечение от жесткой психологической травмы.
Братья были не ангелами, далеко не ангелами, но они были тем, что доктор прописал. Без излишней жалости, не залезая в душу, особо не разговаривая, им все-таки удалось вытянуть Мишель из бездны отчаяния, куда она непременно погрузилась бы, если б осталась одна или присоединилась к компании других выживших.
Братья просто не давали ей задуматься о ситуации, постоянно находясь рядом, отвлекая шутками, объятьями, обучением работе с ножом и арбалетом, требованиями еды. И, конечно, сексом.
Столько секса, разного: грубого и нетерпеливого, страстного и долгого, нежного и ленивого, но всегда потрясающего, в жизни Мишель не было никогда. Чаще всего они занимались этим втроем, иногда кто-то из братьев улучал момент, пока другой был на охоте. Мишель очень быстро вошла во вкус, привыкла к тому, что ее постоянно хотят, и сама, разглядывая крепкие фигуры братьев, их такие разные лица с одинаково четкими чертами лица и жестким выражением глаз, понимала, что хочет их не меньше. Причем обоих сразу. Несмотря на то, что и поодиночке они были отличными любовниками, вместе они творили с ней такое, что она буквально улетала из тела и потом долго не могла прийти в себя, ловя непослушными зацелованными губами воздух, и успокаивая бешено стучащее сердце.
Иногда, когда она все же ненадолго оставалась наедине с собой, девушка задумывалась, почему она так легко приняла то, что произошло между ней и братьями. Они были совершенно разными, и, останься в мире все, как прежде, никогда бы не пересеклись и не посмотрели друг на друга.
Подающая надежды, начинающая художница, любимая дочь, у которой впереди только светлое будущее, и парочка отбросов, белой швали, реднеков, как их тут, в Америке называли, с темным прошлым, криминальным настоящим и сомнительным будущим.