Трое
Шрифт:
Правда, женщины, как и прежде, готовили пищу и прибирались, мужчины же бродили из угла в угол в одежде с чужого плеча, дряхлели и тупели без дела. Подростки важничали, задирались как петухи и дрались на ножах – у них тоже не было иной перспективы, кроме как бесцельно прожигать жизнь под горячим южным солнцем.
Лагерь пах нечистотами и безнадежностью. Хасан больше не приезжал туда, хотя регулярно писал матери. Ему чудом удалось избежать этой зловонной западни, и хотя он фактически бросил своего отца на произвол судьбы – что ж, тот сам ему помог, а значит,
Впрочем, карьеру в банке сделать пока не удалось. Хасан был способным и добросовестным служащим, но воспитание не подготовило его для кропотливой счетной работы, включающей перекладывание кучи бумажек и ведение отчетности в трех экземплярах. Да и мысли занимало совсем другое.
Хасан так и не смирился с потерями и нес свою ненависть по жизни, словно тайный крест. Несмотря на все оправдания, сердцем он чувствовал, что покинул отца в нужде, и комплекс вины подпитывал его ненависть к Израилю. Каждый год он надеялся, что арабская армия уничтожит сионистских захватчиков, и каждый раз, когда они проигрывали, боль и злоба становились все сильнее.
В 1957 году Хасан начал работать на египетскую разведку.
Когда ливанский банк начал расширять свой бизнес в Европе, Хасан приноровился вылавливать из сплетен коллег случайные обрывки полезной информации. Иногда ему приказывали выяснить состояние счета какого-нибудь производителя оружия, еврея-филантропа или арабского миллионера; если в банковских документах не удавалось обнаружить эти данные, Хасан выяснял их с помощью друзей и деловых контактов. Кроме того, он должен был держать в поле зрения всех израильских коммерсантов, находящихся в Европе, на случай если они окажутся агентами. Именно поэтому Хасан прицепился к Дикштейну и изобразил радость дружеской встречи.
Сперва ему показалось, что тот говорит правду: в потертом костюме, в тех же дешевых круглых очках, такой же неприметный, Дикштейн выглядел в точности как низкооплачиваемый торговый агент. Однако вчерашнее происшествие на рю Дик настораживало. Через информатора в полиции Хасан выяснил все детали: двоих молодых ребят, промышлявших грабежом, нашли в канаве с серьезными увечьями. Очевидно, они нарвались на неожиданный отпор. Характер повреждений говорил о том, что действовал профессионал: солдат, телохранитель, полицейский… или агент. После такого инцидента любой израильтянин, в спешке покидающий город наутро, выглядел подозрительно.
Хасан вернулся в отель и обратился к администратору:
– Вы помните меня? Я был здесь час назад, когда один из ваших гостей выселялся.
– Да, сэр.
Хасан вытащил из кошелька две сотни франков.
– Скажите, пожалуйста, под каким именем он зарегистрировался?
– Минутку, сэр. – Служащий заглянул в журнал. – Эдвард Роджерс из журнала «Сайенс интернешнл».
– Точно? Не Натаниэль Дикштейн?
Администратор терпеливо покачал головой.
– Проверьте, пожалуйста, не останавливался ли у вас Натаниэль Дикштейн из Израиля?
– Минутку.
Волнение Хасана нарастало. Если Дикштейн зарегистрировался
– Нет, сэр, абсолютно точно.
– Спасибо.
Возвращаясь на работу, Хасан ликовал: ему удалось проявить смекалку и обнаружить важную информацию. Сев за стол, он составил телеграмму:
ПОДОЗРЕВАЮ ИЗРАИЛЬСКОГО АГЕНТА: НАТ ДИКШТЕЙН, ДЕЙСТВУЕТ ПОД ИМЕНЕМ ЭДА РОДЖЕРСА. РОСТ МЕТР СЕМЬДЕСЯТ, ХУДОЩАВЫЙ, ВОЛОСЫ ТЕМНЫЕ, ГЛАЗА КАРИЕ, ВОЗРАСТ ОКОЛО СОРОКА.
Хасан зашифровал сообщение, добавил в начало кодовое слово и отправил телексом в головной офис банка в Египте. Разумеется, туда оно не попадет: на почте его перенаправят в Департамент общих расследований.
Сделав дело, Хасан понемногу начал возвращаться с небес на землю. Конечно же, никакой реакции не последует, и благодарности он не дождется. Ничего не оставалось, кроме как выбросить мечты из головы и вернуться к рутинной работе.
И тут ему позвонили из Каира.
Прежде такого никогда не случалось. Порой из центра посылали телеграммы, телексы и даже письма – разумеется, зашифрованные. Раз или два он встречался с людьми из арабских посольств – они передавали устные инструкции. Но ему никогда не звонили.
Звонивший интересовался Дикштейном.
– Необходимо подтвердить личность клиента, упомянутого в вашем сообщении. На нем были круглые очки?
– Да.
– Он разговаривал по-английски с акцентом кокни? Вы смогли бы распознать такой акцент?
– Да и да.
– У него была татуировка в виде номера на предплечье?
– Сегодня я ее не видел, но знаю, что она есть. Мы вместе учились в Оксфорде; я уверен, что это именно он.
– Вы его знаете?! – В голосе собеседника прозвучало изумление. – Эта информация указана в вашем досье?
– Нет, я ни разу…
– А должна быть! – сердито оборвал его собеседник. – Как давно вы работаете с нами?
– С 1957 года.
– Тогда понятно. Дела давно минувшие… Так, ладно, слушайте внимательно. Этот человек – очень важный… клиент. Не отходите от него ни на шаг. Вам понятно?
– Не могу, – печально ответил Хасан. – Он уехал из города.
– Куда?
– Я высадил его в аэропорту, а дальше не знаю…
– Так узнайте! Позвоните в авиакомпанию, выясните, каким рейсом он летел, и перезвоните мне через пятнадцать минут.
– Постараюсь…
– Меня не интересуют ваши старания, – отчеканил голос из Каира. – Мне нужно знать, куда он летит, и как можно скорее – его нельзя упускать. Жду звонка через пятнадцать минут.
– Сейчас же этим займусь, – сказал Хасан, но в ответ раздались короткие гудки. Он положил трубку. Как и ожидалось, благодарности не последовало – да и черт с ней! Вышло даже лучше: внезапно он стал важной персоной, ему дали срочное задание, на него рассчитывали. Наконец-то у него появился шанс нанести ответный удар.