Троецарствие. Дилогия
Шрифт:
– Что ж, это хорошо…
Тут я сделал стойку. Зачем она выделила это положение? Необходимости в этом не было, но она все равно заострила на нем внимание. Что-то хотела мне сказать, но не в открытую? Возможно! Мутит что-то, зую даю!
Однако следующая ее фраза заставил забыть о скрытых смыслах.
– Интерфейс забирают.
Хреново! Но не смертельно. Я уже более-менее научился обходится без него, так что справлюсь. Придется, конечно, научиться дозировать ци при активации техник, но и это не непосильная задача.
– Переводчик тоже.
– Да твою мать! – тут я не выдержал. –
Она лишь развела руками. Потом добавила, видимо, тоже сочтя данный жест недостаточно информативным.
– Янь-вана это бы очень порадовало.
Козлина подземная! Не получилось на свою сторону привлечь, так начал гадить везде, где можно!
Тут я поймал себя на мысли, что, даже психуя, яе паникую. Вполне холодно оцениваю полученные известия и уже прикидываю, как с такими картами дальше играть. Вот ведь! Я реально изменился! В прошлой жизни после такой подставы час бы ныл и искал виноватых, а теперь…
А теперь я стратег. Человек, который не просто летает над полем боя и бодрым голосом призывает усилить давление на врага. Я думаю. Просчитываю. Выбираю из всех вариантов тот, что приведет к победе. И не сдаюсь.
Ситуация изменилась – Гуаньинь запретили общаться со своим чемпионом. У меня заберут интерфейс, гугл-переводчик, но не отнимут дар и навыки работы с ци. Что изменилось? Я буду больше похож на оригинального Вэнь Тая. Будет трудно. Но есть варианты прикинуться контуженным после небывалого выплеска энергии и какое-то время поиграть в глухонемого.
В общем, ничего такого, чтобы ложиться и помирать!
– Еще что-то?
Одна моя часть всеми силами желала продлить разговор с богиней, попробовать надавить и выбить какие-никакие преференции, но другая понимала, что это зряшная затея. Гуаньинь разрешили лишь передать мне, что прямое сотрудничество отныне запрещено. Я сам по себе. И меня пасут. Квестов, помощи, направления – всего этого больше не будет. А будет много работы. Которую отныне я должен выполнять сам.
Хотя… Я ведь и делал все сам! Сам ходил на Синьду, сам отбивал Поян, сам, без всяких указующих распоряжений, множил на ноль Желтых повязок. Я принял решение поверить Бешеной Цань (а, нет, там была подсказка), и отправил ее разбираться с очередным конкурентом. Значит, не так уж я и бесполезен, да?
– Все, что я должна была сказать, сказано.
– А если я не справлюсь?
– Умрешь.
– Нет, я не об этом. Это-то как раз очевидно. Какие последствия будут для тебя, если я солью миссию по спасению Китая? Или, если не докажу, что способен быть самостоятельным.
Внезапно постоянные преображения Гуаньинь прекратились, и она секунд на двадцать осталась красоткой, которой, судя по одежде и макияжу, самое место в борделе. Я даже занервничал – чего это она?
– Почему ты спросил об этом?
Смотрела эта фифа на меня так пристально и пронзительно, что стало еще страшнее.
– Слушай, ну не чужие же люди, многоликая. Я как бы переживаю…
Долгое время она ничего не говорила. Стояла, сверлила меня взглядом. Я стоически переносил это, каким-то восемнадцатым
– Мне закроют эту реальность, – наконец, произнесла она. – Последнюю в этой ветви, где сохранилась магия.
Звучало это, честно сказать, не очень страшно. Ну, запретят сюда ходить, и что? У нее этих миров воз и маленькая тележка! Это как мне бы сказали – вот в этот ресторан больше ходить нельзя! Да и пофиг, как бы! Последний, что ли?
Однако то, как она выглядела, произнося свою фразу, говорило о том, что для нее это прямо очень серьезно.
– Ладно, понял! – с преувеличенным оптимизмом воскликнул тогда я. – Значит, постараюсь тебя не подвести!
Некоторое время она смотрела на меня не мигая, как змея какая-нибудь. Потом неуловимо качнулась вперед, превращаясь из дорогой куртизанки в растрепанную Юэлян. Обхватила руками мои щеки, легонько коснулась губами лба. Прошептала:
– Спасибо!
И я пропал. Перестал себя ощущать. Точнее, остался собой, но будто распался на сотни тысяч, а может, даже миллионы копий, каждая из которых зажила своей жизнь. Видел, чувствовал, обонял и осязал – одновременно. Понимаю, как это звучит, да…
Один Вэнь Тай бросил с коня слово «стоять» и умер. Разрыв сосуда в головном мозге, кровоизлияние, смерть. Другой был убит из засады на подъезде к селению с названием Бегония. Третий проехал мимо того же места, но в него никто не стрелял. Он благополучно закончил объединение южных уездов, встретился с тестем Чэном, поссорился с ним на пиру и был отравлен. Четвертый внес предложение отцу невесты, которое было встречено «на ура», получил в армию около шестнадцати тысяч пехоты и трех тысяч кавалерии и отправился на восток, где погиб и положил всех своих солдат.
Двадцать пятый на фоне ревности убил Быка – подло, наняв убийцу-отравителя. Шестьдесят восьмой за полгода завоевал три уезда за Янцзы, умер от алкогольного отравления. Девяносто девятый задушил Юэлян. Сто восьмидесятый бросил идею с завоеваниями, удалился в горы, где прожил двенадцать лет в одиночестве, а потом был убит мародерами, бежавшими с какой-то битвы.
Три тысячи восемьдесят второй решил никуда не ходить и основал на южных землях собственное царство. Он вырастил двух сыновей и одну дочь, до конца своих дней был рядом со своей женой и умер через два дня после ее смерти. Через два месяца после их кончины старший сын знаменитого стратега и не менее известной лучницы стал вассалом северного владетеля, приказав удавить своего младшего брата и сестру.
Пятисоттысячный Вэнь Тай бросился на меч – я так и не понял, что меня побудило так поступить. Восьмисоттысячный…
Жизни множества моих вариантов кружились в бессистемном хороводе, были представлены в настоящем, прошлом и будущем. Где-то видения обрывались со смертью двойника, где-то продолжали показываться. Я окончательно потерялся и даже не пытался следить и запоминать показываемые мне картинки, просто был ими всеми одновременно.
В какой-то момент хоровод образов прервался, и я почувствовал, как правую щеку обожгло болью. Голос невесты, полный беспокойства и слез ударил по ушам.