Троецарствие
Шрифт:
Дун Чэн помедлил было, но Цао Цао кликнул слуг, и он поспешил снять пояс.
Цао Цао долго разглядывал его и затем сказал:
– Да, пояс действительно замечательный… А теперь дайте-ка полюбоваться халатом.
Дун Чэн трепетал в душе, но, не смея противиться, снял халат. Цао Цао взял его в руки и стал внимательно рассматривать против солнца. Покончив с этим, Цао Цао нарядился в халат, подпоясался поясом и спросил приближенных:
– Ну как, подходит мне эта одежда?
– Великолепно! – хором ответили те.
– Не подарите ли вы этот халат и пояс мне? – обратился Цао Цао к Дун Чэну.
– То, что пожаловано милостью Сына неба, я отдавать не смею. Разрешите
– Почему вы получили подарки? Нет ли тут какого-нибудь заговора?
– Что вы, что вы! Дерзну ли я? – в испуге воскликнул Дун Чэн. – Если хотите, возьмите эти вещи себе.
– Как же я могу отобрать подарок государя? Я просто пошутил.
Цао Цао снял халат и пояс и возвратил их Дун Чэну.
В ту ночь, сидя в своем кабинете, Дун Чэн долго со всех сторон разглядывал халат, но ничего не обнаружил. «Раз Сын неба приказал мне хорошенько осмотреть подарок, значит в нем что-то есть, – рассуждал Дун Чэн. – В чем же дело? Почему я ничего не нахожу?»
Он стал прощупывать пояс. Пластинки из белой яшмы были вырезаны в виде драконов среди цветов. Подкладка из пурпурного шелка была заделана так тщательно, что и здесь ничего не удавалось обнаружить. Сильно озадаченный, Дун Чэн разложил пояс на столе и вновь начал внимательно рассматривать его. Это занятие очень утомило Дун Чэна, он облокотился на стол и слегка вздремнул. В это время нагар от светильника упал на пояс и прожег подкладку пояса. В прогоревшем месте виднелось что-то белое с таинственными кровавыми знаками. Дун Чэн тотчас же ножом вспорол подкладку и извлек оттуда секретный указ императора. Указ гласил:
«Нам известно, что в отношениях между людьми отношения между отцом и сыном стоят на первом месте, а в отношениях между высшими и низшими на главном месте – отношения между государем и подданными.
Но злодей Цао Цао ныне захватил власть, обманывает и притесняет своего государя. При помощи приспешников он попрал основы управления, жалует награды и наказывает, не считаясь с нашей волей. Дни и ночи мы скорбим о том, что Поднебесная в опасности. Вы ближайший наш родственник и высший сановник в государстве и, памятуя о трудностях, с какими была основана династия, должны собрать всех верных и справедливых людей, дабы уничтожить тирана и его приспешников и восстановить алтарь династии. Наши предки возрадуются!
Мы, прокусив себе палец, кровью написали сей указ, повелевая вам быть вдвойне осторожным и не отступать перед препятствиями в выполнении нашей воли.
Писано весной, в третий месяц четвертого года Цзянь-ань» [87] .
Слезы потоком полились из глаз Дун Чэна. Всю ночь он не мог уснуть. Утром, положив указ на столе в кабинете, он погрузился в размышления о том, как уничтожить Цао Цао. Дун Чэн думал долго, но ничего не мог решить и, сидя, заснул.
Случилось так, что в этот час явился ши-лан [88] Ван Цзы-фу. Привратник, зная, что Ван Цзы-фу друг Дун Чэна, не посмел остановить его, и тот прошел в кабинет. Ван Цзы-фу увидал, что Дун Чэн спит, облокотившись на стол и прикрывая рукавом кусок шелка, на котором виднелся иероглиф «Чжэнь» [89] . Ван Цзы-фу потихоньку вытащил указ, прочитал его и спрятал в рукава, потом окликнул Дун Чэна:
87
199 г. н. э.
88
Ши-лан –
89
«Чжэнь» – я, мы – местоимение первого лица, употребление кдторого являлось исключительным правом императора.
– Как вы себя чувствуете, дядюшка императора? Почему вы уснули, сидя за столом?
Дун Чэн открыл глаза и, не найдя на столе указа, позабыл о всяких церемониях; руки и ноги у него задрожали.
Ван Цзы-фу продолжал:
– Вы замышляете убийство Цао Цао. Я обязан об этом донести!
– Если вы это сделаете, Ханьский дом прекратит свое существование, – со слезами молвил Дун Чэн.
– Я пошутил, – успокоил его Ван Цзы-фу. – Могу ли я изменить Ханьскому дому? Ведь еще мои предки пользовались его милостями! Я хочу всеми силами помочь вам, брат мой, уничтожить злодея.
– Это было бы счастьем для Поднебесной! – с облегчением вздохнул Дун Чэн.
– Давайте все обсудим. Я не пожалею свой род, чтобы послужить ханьскому государю.
Дун Чэн взял кусок белого шелка, написал на нем свое имя и прозвание; Ван Цзы-фу сделал то же и сказал:
– У Цзы-лань – мой большой друг, надо с ним посоветоваться.
– Из придворных чинов только чаншуйский сяо-вэй Чун Цзи да и-лан [90] У Ши – мои близкие друзья. Несомненно, они будут с нами заодно, – произнес Дун Чэн.
90
И-лан – звание, присваивавшееся чиновнику за хорошее исполнение долга.
И тут, словно на зов, пришли Чун Цзи и У Ши.
– Небо помогает нам! – воскликнул Дун Чэн и попросил Ван Цзы-фу спрятаться за ширмой. Он сам ввел гостей в кабинет и усадил.
Выпив чаю, Чун Цзи спросил:
– Вас не возмущает случай на охоте в Сюйтяне?
– Да, конечно, но что же можно сделать? – ответил Дун Чэн, стараясь казаться равнодушным.
– Я поклялся убить злодея, да некому помочь мне, – признался У Ши.
– Уничтожить злодея на пользу государству – за это и умереть не обидно! – присоединил свой голос Чун Цзи.
– Вы, я слышу, собираетесь убить Цао Цао? Я должен донести! – пригрозил Ван Цзы-фу, выходя из-за ширмы. – И дядюшка императора это подтвердит!
– Преданному слуге императора смерть не страшна! – гневно заявил Чун Цзи. – Если мы умрем, то станем духами-хранителями династии Хань. Это лучше, чем прислуживать государственному преступнику, как это делаете вы!
– Вот как раз по этому делу мы и хотели пригласить вас. Мой друг просто пошутил…
С этими словами Дун Чэн вытащил из рукава указ и показал его Чун Цзи и У Ши. Те безудержно зарыдали. Тогда Дун Чэн попросил их вписать свои имена, а Ван Цзы-фу сказал:
– Погодите, я приведу У Цзы-ланя.
Вскоре он вернулся вместе с У Цзы-ланем, и тот тоже приписал свое имя. После этого они перешли во внутренние покои отдохнуть и выпить вина. Но тут доложили, что Дун Чэна спрашивает силянский тай-шоу Ма Тэн.
– Скажите, что я заболел и не могу принять его.
– Я видел, как он выходил из ворот дворца в парчовом халате с яшмовым поясом! – обиженно воскликнул Ма Тэн. – Зачем он притворяется больным, ведь я не без дела явился к нему!
Привратник передал эти слова Дун Чэну, тот извинился перед гостями и вышел в приемную к Ма Тэну. После взаимных приветствий они уселись, и Ма Тэн сказал: