Троица

Иггульден Конн

Море осталось в двадцати милях позади, но оно все еще чувствовалось в продубленной морской солью одежде – этой смеси древней влажности и чистоты, отчего-то неизменно вызывающей у Уорика прилив бодрости. При переходе из Франции кожа напиталась морской влагой, горькую соленость которой можно было ощутить, лизнув себе оголенное предплечье. Сейчас в кругу трепещущих факелов Уорик подносил ко рту оловянную флягу и веселился вместе со всеми, глядя, как одного из рыцарей с победным рыком опрокидывает на спину Эдуард Марч. Первый за почти четыре года вечер на английской земле явно затягивался, в основном стараниями шестисот людей из Кале. По прибытии на землю отцов кто-то из них плакал, кто-то

пускался в пляс; многие сгибались к ней прикоснуться, поцеловать, погладить, а то и сыпнуть горсть в сумку. Сколько ж они натерпелись, эти люди: десять лет назад пережили падение Франции, чуть ли не по году сидели без жалованья, в то время как вся Англия, казалось, полыхала огнем. Они были уже немолоды, эти солдаты – все до единого посеребренные сединой вояки, так надолго лишенные уюта домашнего очага, что уж и память о нем подостыла. Их капитан Эндрю Троллоп, когда Уорик сообщил ему, что он наконец возвращается домой, смахнул с глаз скупую слезу.

Уорик весело смотрел, как сын Йорка, ловко уклонившись от дикого взмаха палки, свободной рукой ухватил соперника за ногу и, приподняв, кинул на его двух товарищей. Свалка всегда таила в себе опасность, пусть даже бой шел на простых палках, а не на железных палицах или клинках. Вместе с тем, несмотря на неполные восемнадцать, графу Марчу уже удавалось посрамить и куда более опытных рыцарей, к вящей потехе зрителей, шумно одобрявших каждый удачный выпад. Слышно было, как за забралом смеется и сам Эдуард, голосом на удивление громким и низким для своего еще юного возраста. Видя, в какого силача вымахал сын Йорка, Уорик время от времени ловил себя на мысли, что не прочь поглядеть на лицо его отца. Широченный в груди и плечах, ростом на четыре дюйма выше шести футов, юный Эдуард переплюнул даже своего легендарного тезку, прозванного в свое время «Длинноногим» [9] . Для того чтобы облечь стремительно растущего юного графа в броню, Уорик был вынужден привлечь к работе лучших оружейников Франции.

9

Прозвище короля Англии Эдуарда I, данное ему из-за его длинных ног.

Какого-нибудь другого юношу такой взмыв роста мог скорее ослабить, однако Марчу все было нипочем: в возраст он входил среди служак Кале, ежедневно с ними упражняясь и постигая все коварные трюки, какие они могли преподать для поля брани.

Вместе с остальными веселились и двое самых верных компаньонов молодого графа, сведущими глазами следящих за схваткой. Кузнец Джеймсон был здоровяк каких поискать, но и он посматривал на Эдуарда Марча снизу вверх. Сэр Роберт Далтон возглавлял в гарнизоне Кале все мечевые упражнения (по его словам, он нигде еще не видал такой запущенности и лености). Любовь этих двоих к сыну Йорка была наглядна и очевидна, мешаясь с гордостью, когда они смотрели на него в схватке. В бою юный граф был бы поистине грозой. Все остальные ростом едва доходили ему до плеча, а бить он мог с такой силой, что наверняка разил одним ударом.

Бок о бок с Уориком весело склабился капитан Троллоп, уже изрядно навеселе от эля и медовухи, найденных поутру в первой же прибрежной таверне. Оставляя за спиной море, в глубь побережья кое-кто из Кале предпочел двигаться уже хлебнув, вместо того чтобы катить с собой по улице бочонки.

– Против него никто уж и не ставит, – сказал Троллоп, чокаясь глиняной кружкой с флягой Уорика. – Ваше здоровье, милорд. Поначалу я, бывало, у него выигрывал, и частенько. Но теперь… Он же, гляньте, с тремя или четырьмя совладать может.

Последний из поединщиков, поднырнув, ухитрился схватить юного графа за ногу. Но при этом оказался поднят и швырнут с железным стуком оземь, где и остался лежать на спине, по-жучиному

шевеля руками и ногами. Толпа солдат взорвалась приветственными криками; не удержался от улыбки и Уорик при виде того, как Марч подковылял и брякнулся на траву. Он дышал взахлеб, а жар от него струился волнами, как от печки. Сэр Роберт и Джеймсон поднялись со своих мест в круге факелов и подошли к своему молодому подопечному, который выставил три поднятых пальца: три свежих баклаги эля, подкрепить силы.

Боролся сын Йорка в шлеме, и теперь из-за забрала пробубнил, что тот за что-то зацепился. Поднатужившись, он стал яростно крутить его из стороны в сторону, пока металл не скрипнул и что-то не лопнуло, вызволив разгоряченное лицо с потной гривой всклокоченных волос.

– Бог ты мой, я уж думал: не слезет! Надо будет показать его оружейнику, а то ведь не надену. Ну как, Ричард, ты видел? А вы, капитан Троллоп? О, сэр Роберт, присаживайтесь рядом. Вы видели последнюю схватку? Я бы мог запросто перебросить его через амбар. Хотя за ногу он меня ухватил крепко. Правда, меня еще надо суметь поднять.

При дыхании от Йорка-младшего крепко, со сладчинкой пахло элем. Уорик подал ему в защищенные латами руки полную баклагу и смешливо пронаблюдал, как Эдуард опорожнил ее до дна, слизнув затем с губ пену. При своей последней вспышке роста он обзавелся мускулатурой, при виде которой даже бывалые воины предпочитали опускать взоры. В сочетании с молодостью это могло превратить юношу в подлинного монстра, если бы не его врожденное добродушие. Троллоп не раз сравнивал Эдуарда с мастифами – здоровенными псами, около века назад завезенными в Кале для расплода породы. Несмотря на размер и силу, в этих созданиях начисто отсутствовала злобность – быть может, потому, что не было никакой другой собаки, которая б могла их испугать.

И пока Уорик тяжело размышлял над письмами отца, призывающего домой к себе на помощь, старший сын Йорка воспринимал все это как увлекательное приключение, по итогам которого его ждет долгожданная встреча с родителями, по которым он успел соскучиться. В эту секунду Йорк-младший рыгнул так, что Уорик от неожиданности моргнул и попутно подумал: не напомнить ли молодому человеку, что манеры гарнизонного служаки не вполне уместны в придворных кругах. А впрочем, в свои тридцать он Эдуарду не отец, да и вообще не произвел на свет младенца мужского пола, как бы того ни хотел. Под присмотром жены у него росли две дочери. А при виде эдакого коняги оставалось лишь вздыхать. Хотя печалиться, в сущности, не о чем. Еще есть время родить и выпестовать целый выводок ребят, а Эдуард ему скорее как младший брат, что во всех своих поступках оглядывается на старшего, стремясь заручиться его одобрением.

Уорик с капитаном Троллопом потрясенно переглянулись: вслед за первой баклагой юный граф опрокинул в себя еще две, расплескав пенный напиток по груди и подбородку.

– Учти, Эдуард, нам завтра спозаранку в поход, – напомнил Уорик с изрядной, впрочем, долей припуска. – Смотри, как бы тебя не прижало в пути, при таком-то количестве эля внутри.

– Просто жажда разыгралась, только и всего, – беспечно откликнулся юноша, знаком призывая поднести ему четвертую баклагу. – Швыряние железных болванов сушит горло, как ничто иное.

Уорик, сдаваясь, хохотнул. По опыту он уже знал, что назавтра парень будет стенать и капризно дознаваться, почему его никто не остановил, хотя правда была в одном: остановить Эдуарда в том, что он уже решил, было нелегко. При всем своем добродушии Йорк-младший имел норов, смирять который умел только он сам. Люди ощущали это и потому старались держаться от него подальше – так, на всякий случай. И так же как мастифа, его лучше было не дразнить – как говорится, не буди лихо, пока оно тихо.

Что удивительно, свою четвертую баклагу Эдуард вылил на траву, а поднесшего ее слугу услал взмахом руки.