Троица
Шрифт:
– А ну еще разок, по центру! – крикнул он. – Давай!
Орудийная обслуга засновала муравьями. Одли смотрел, строптиво поджав губы: шла минута за минутой, а пушки все еще не были готовы к выстрелу.
Солсбери, видя уязвимость своего строя, тоже не дремал. Вся середина его войска откатывалась назад, оставляя павших – где по одному, где сразу по нескольку – в местах попаданий стрел и ядер.
Одли, оскалившись, пронаблюдал второй выстрел пушек, нестройно грохнувших в недвижном воздухе. Он был менее удачным: одно ядро врезалось в землю, а второе зашибло всего одного, повернувшегося бежать. Но все равно силы Солсбери дрогнули, выдавая признаки паники. Это вызвало
– А ну не двигаться! – рывком обернувшись, проревел Одли. – Капитаны! Держи их на месте!
Но те, к его бессильной ярости, ничего не могли сделать. Кто-то из людей уже скатывался с гребня холма, мчась на ту сторону реки. Одли чертыхнулся, осипшим от крика голосом повторяя приказ стоять на месте.
Но людская лавина уже хлынула вниз, с безумным ором и блеском радостно-бешеных глаз.
– Черт побери! – рявкнул Одли. – Коня мне, живо!
Людской напор чуть не опрокинул его самого. И без того неровное построение превратилось в беснующуюся толпу, в своей жажде преследовать врага лишая себя всякого преимущества, которое давала местность. Одли ярился на тупую беспечность этого сброда, но поделать ничего было нельзя. Он располагал девятью тысячами против вражьих трех, но закаленные ратники Солсбери запросто могли посечь этих крикунов. Усаживаясь на коня, барон видел, как первые из его дуралеев уже кидаются в реку и барахтаются там, вздымая фонтаны брызг.
А впереди, на обрыве уже останавливалось воинство Солсбери, перестраиваясь в боевой порядок. У Одли тревожно замерло сердце: по беззвучной команде вражья рать сплоченно двинулась навстречу его толпе, все еще сыплющейся с берега в воду, кишащую теми, кто туда уже спрыгнул.
Одним своим безумным порывом поборники сдали все свои преимущества, кроме одного. Они все еще превосходили врага численностью, но на них, уже подуставших, сверху вниз напирала рать Солсбери.
Одли бросил коня вниз по склону и, подлетев к реке, врезался в воду на опасной скорости. Здесь он, сбавляя ход из-за течения, снова рявкнул поборникам остановиться, но его мало кто расслышал. Река оказалась шире и глубже, чем можно было подумать, и люди барахтались, выбиваясь из сил, а сзади их давили товарищи. Сотни дрожали в студеной воде, крича передним двигаться, чтобы как-то отсюда вылезти.
И вот спереди ударил передний ряд Солсбери – частокол топоров и мечей из-за стены щитов. С флангов виднелись конные построения, ждущие схватки с конницей поборников. К реке они подтягивались неспешно и, судя по всему, обладали боевым опытом: жажда гонки на них не действовала. Приходилось до срока втягивать в бой свою кавалерию – будь проклято тупоумие этих молодых торопыг. Вот уж действительно, простота хуже воровства. Одли подхватил болтающийся у колена рог и протрубил двойной сигнал к атаке. Это, как ни странно, отрезвило и его пехотинцев, которые, озираясь, будто лишь сейчас заметили своего полководца.
Шаг за шагом рать Солсбери продвигалась вперед. Берег реки был в их распоряжении, а всякий, кто на него влезал, безжалостно срубался. Какое-то время резня шла хлопотливо, почти без возгласов. Постепенно страх начинал пробирать поборников, видящих перед собой только смерть, беспросветную и безысходную. Тысячи их все еще стояли сухими, неспособные в такой толпе даже пробраться к реке. Одли протолкнулся сквозь них на коне и собрал десяток капитанов с четырьмя-пятью сотнями человек, которым хватало благоразумия стоять и держаться, пока остальные перли из реки на берег. Солсбери видел опасность: слышно было, как над пустошью гудят его рога.
Люди вокруг валились под ударами плотного строя кольчужников, разящих с ужасающей сноровкой. Послышался дробный перестук копыт: на конницу Одли напустилась кавалерия Солсбери; две силы сошлись так, что тяжко задрожала земля. Одна группа всадников, прорвавшись через мелкопоместных сквайров, врезалась поборникам во фланг и, разметав, добралась до самого Одли. Он не успел толком поднять щит и меч, когда ему смяло нагрудник могучим ударом топора. Изо рта брызнула кровь. Чувствуя, что силы его покидают, Одли наотмашь рубанул мечом, выбив из седла рыцаря с отсеченной от плеча рукой. Но на место сраженного ворвались еще двое. Над головой у Одли вознеслась булава. Не сделав вовремя замах, он получил сокрушительный удар по шлему и полетел наземь с расколотым черепом.
Поборников королевы теснили со всех сторон, а сверху на них сыпались стрелы. Те, кто еще не пересек реку, уже не испытывали желания сделать шаг против такого грозного врага и начинали пятиться. Две тысячи все еще сражались вокруг тела Одли; кто-то, видя, как задние постепенно рассеиваются, отчаянно к ним взывал. Те, кто спереди, уже поняли, что, если побежать обратно к реке, их забьют, как скот, и поэтому продолжали биться, падая от стрел или от рук более опытных и хорошо вооруженных латников. В гневе безысходности эти храбрецы прорубали в рядах Солсбери бреши, но это ничего не давало. Пустоты снова и снова зарастали вражескими щитами, пока не пал последний из горе-вояк.
Студеные воды реки смывали кровь со всех, кто пал, – а их здесь скопилось столько, что местами при желании можно было, пожалуй, пройти с берега на берег по изувеченным трупам. Люди Солсбери за реку так и не переправились; они довольствовались тем, что перебили всех на своем берегу, а до остальных дело еще как-нибудь дойдет.
Когда резня унялась, Солсбери подошел к самому краю воды и взглянул из-под руки. Уже низкое солнце желто светило на неприятельский холм. Интересно, стоят ли там еще на гребне пушки? А впрочем, что до них. Главное, от поборников там не осталось и следа. Все разбежались.
Отчего-то затекла шея, хотя за весь бой Солсбери не нанес ни единого удара. У него полегла примерно тысяча человек – потеря недопустимая, даже несмотря на победоносность стычки. Вражеских трупов вокруг было навалено втрое больше, и на земле, и в ручье. Люди уже вовсю собирали знаки серебристых Лебедей, пересмеиваясь над своей добычей и созывая своих товарищей приобщиться к этому занятию.
Созванных капитанов Солсбери встретил с суровым лицом. На их раздутые карманы он предпочитал не смотреть.
– До темноты переправить возы через этот чертов ручей, – распорядился он. – Лагерь поборников мы обыщем, но задерживаться нельзя.
Он знал, что от него ждут хоть какой-то похвалы, но что за похвальба может быть, когда утрачена треть армии, столь отчаянно необходимой ему и Йорку. Тут уж не до радости.
– Милорд, у нас будет время присмотреть за ранеными? – спросил один из капитанов.
Солсбери сверкнул на него глазами, сердясь за решение, которое вынужден был принять.
– Из Перси и Сомерсетов я здесь не видел никого. Где-то в полях у них рыщет еще одна армия, а мне надо дойти до Ладлоу. Те, кто может идти, пусть идут сзади своим ходом. Тем, кто ночи не продержится, оставить по хорошему ножу. Мы здесь потратили полдня, господа. Больше времени терять нельзя, для нас это непозволительная роскошь. Всем быть готовыми к выходу.