Троица

Иггульден Конн

Для темной январской ночи море было считай что спокойно. Что и требовалось для замысла Уорика. До этого они втроем три дня пережидали свирепый шторм, бушевавший над Ла-Маншем. Море вставало на дыбы, ревело бешеной белой пастью; утешало лишь то, что королевский флот в такую непогоду из порта не выйдет нипочем.

1460 год еще только вступал в свои права, и всего три месяца минуло со дня побега из Ладлоу. Пока Йорк держал путь в Ирландию, Солсбери с Уориком и Эдуард Марч на рыбацкой лодке ускользнули во Францию. Для них это было падением на самое дно, но тем не менее все трое строили смелые планы насчет своего

возвращения, не успев еще даже ступить в крепость Кале. Позднее им нанес визит брат Солсбери Уильям, лорд Фоконберг, приведя с собой сотню человек, а в защищенной бухте пришвартовав две бокастые каравеллы. Популярный в стане сторонников короля, Фоконберг также принес известие о том, что в Кенте собирается ланкастерский флот числом, способным доставить по весне десять с лишним тысяч человек. И если до этой поры кто-то еще имел сомнения насчет своей будущей стези, то теперь это известие развеяло их полностью. Акты о лишении прав состояния уже вышли, и оставлять изгнанников в покое никто не собирался.

Порт Сэндвич в канун стылого зимнего утра был тих и безлюден. Уорик и Солсбери шагали по пустой пристани, а сзади почти вплотную шел Эдуард Марч. Сейчас людей с ними было человек сорок – они двигались разрозненными группками по шестеро или по дюжине; в целом же в Англию этой ночью прибыло двести бывалых солдат в простой грубой одежде из шерсти и кожи. Латы и кольчуги в задуманной тихой работе были лишь помехой. В темноте эти люди могли сойти за артели кентских рыбаков. За долгие века Сэндвич множество раз подвергался набегам французов. На вражеские суда глаз здесь был наметан; оставалось лишь дивиться, что колокола на церкви еще не заполонили городок тревожным перезвоном.

Удача пока не изменяла. Свои четыре небольших суденышка прибывшие пришвартовали среди окутанного мглой королевского флота – всего четыре десятка кораблей на якоре, освещенных лишь несколькими фонарями, что покачивались на ветру. Сам городок темнел в отдалении, черный на фоне ночного неба; многие из его жителей привыкли подниматься до рассвета. Свое прибытие Уорик с отцом рассчитали так, чтобы рыбацкие артели в это время спали, а королевские матросы еще лежали в тяжелом бесчувствии от выпитого эля.

Уорик резко обернулся на сдавленный крик, донесшийся с одного из торговых суденышек, скрипящих на якоре. Источник звука определить было сложно: корабли стояли у причала так плотно, что, взобравшись на один, можно было переступить с него на соседний. Тех из людей Уорика, что пришвартовались подальше, лодки подвозили к лестницам, вделанным в деревянные стены, откуда они как можно тише поднимались на борта. В эти минуты они босиком проносились по темным палубам, дубинами и ножами неслышно убивая бедняг, что сторожили свои посудины. Все команды королевских судов находились на берегу, а на кораблях оставалась всего горстка юнг, следить за фонарями и посматривать, не появятся ли французы.

Уорик смотрел на море и вздрогнул от неожиданности, когда отец схватил его за предплечье. Над окольной дорогой, ведущей к береговой линии, плыл, приближаясь, фонарь. Вероятно, из-за присутствия в городке большого числа королевских солдат местные караульщики были не настолько бдительны, как полагалось. Метнувшись вперед, Уорик с Марчем заслышали обрывки смеха и разговора – что-то о недавнем Рождестве. На правом плече у Уорика лежала здоровенная тень Эдуарда Марча. Напяливать на себя одежду рыбака молодому великану было бессмысленно: с первого взгляда было ясно, что он солдат.

В повернувшей

за угол группе было шесть человек; все они ошеломленно застыли. Один из них нес с собой небольшой колокол, которым запросто можно было переполошить весь город. Две группы неподвижно стояли, неотрывно глядя друг на друга.

– Французы! – наконец прошипел один из караульщиков, норовя поднять колокол.

– Да заткнись ты, дурень, – резко осадил его Уорик. – Мы что, похожи на лягушатников?

Караульщик пришел в замешательство и, судя по напряженной позе, готов был в любой момент сигануть прочь. В это время, судя по всему, старший, отодвинул на фонаре заслонку, и тусклый свет выхватил из темени фигуры, что стояли за Уориком. Человек тихо кашлянул, понимая, что любое неосторожное слово может стоить жизни и ему, и его товарищам.

– Кто бы вы ни были, лиха мы не хотим, – пытаясь сохранять в голосе начальственность, сказал он, но достаточно мягко, даже чуть просительно. Глаза его то и дело косились на Эдуарда, в котором сквозила готовность к насилию.

– Я граф Уорик, а со мною графы Солсбери и Марч, – властно произнес Уорик. Что перед ним за люди, его, в сущности, не заботило. Нужно было одно: уйти до рассвета вместе с кораблями. Не на рыбацких же лодках погонятся за ними моряки короля.

Старший караульщик подался ближе и пристально посмотрел. Как ни странно, он улыбался. Не оборачиваясь, он буркнул своим команду стоять и не дергаться.

– Ну тогда вам придется нас связать, – глядя глазами блестящими и веселыми, как у молодой собаки, сказал он. – Иначе корабелы поутру вздернут нас на реях.

– Драть тебя некому, Джим, – зашипел на него звонарь. – Порка нам считай что уже обеспечена.

– Зато живой останешься, – бросил старший ворчливо. – А если, Пит, звякнешь сейчас в колокол, я тебе самолично пинков навешу.

За их перепалкой Уорик наблюдал с хмурым нетерпением. Он, честно говоря, ожидал быстрой жестокой схватки с караульными, а затем, вероятно, неистовой спешки по последним кораблям у причала, в то время как город уже тревожно пробуждается, чтобы дать отпор злодеям. Пока среди караульщиков шло сердитое перешептыванье, Уорик поглядел на Солсбери с Марчем. Сын Йорка лишь пожал плечами.

Наконец тот, что с фонарем, обернулся к звонарю и, ухватившись за язык колокола, с глухим звяком выдернул его.

– Вот так-то. Мешать мы вам не будем, милорд.

– Я тебя знаю? – пытливо осведомился Уорик.

– Зовусь Джимом, милорд. Джим Уэйнрайт. Лично мы не знакомы, хотя это вы со своими молодцами гоняли нас по лондонским проулкам. Лет уже изрядно прошло, а я помню. – Уэйнрайт усмехнулся, обнажив щербатые, частично выбитые зубы. – Я тогда с Джеком Кейдом ухарствовал.

– Ах вон оно что, – устало кивнул Уорик, наконец-то понимая.

Тысячи кентцев воротились после той жуткой ночи с хорошей поживой. Сколькие из них, интересно, еще вспоминают ту бучу с теплом, а то и с ностальгией.

– С Кейдом и его друзьями, однако, несправедливо обошлись, – неодобрительно покачал головой Уэйнрайт. – Эти парни о том и не знают, а вот я все помню. Королева нас тогда простила, отпустила с миром, а затем на нас наслали этого коршуна, шерифа Идена. Не один дружок у меня пал от его подлых рук. А ведь они были прощеные, как и я. – Уэйнрайт оглянулся убедиться, что его подручные не собираются дать деру. – Мы тут все слышали разговоры от моряков насчет повстанцев из Кале. Вам тогда удача разок изменила, но теперь-то вы небось усвоили, что к чему?