Тролли тоже плачут
Шрифт:
Так, стоп. Околдовала, приворожила. Если она человек, как утверждает Яте, то могла заказать кому-то. Но зачем и, главное, почему? Проклятье насмерть да ещё с такой злобой - это явно месть. Вот тут нестыковка. Хотя опытный проклятийник может эмоции клиента выпить и в плетение их вложить. Но такое дорого выйдет. Очень дорого.
Хотя сейчас важнее другое: за что прокляла-то? За то, что другую предпочёл? Например, молоденькую? Красавицу падчерицу, а?
– А с кем вы, говорите, ваша сноха мужу изменяла?
– у Каро аж похолодело внутри.
А вдруг старушка этого не знает?
– Да с Торгом- выгребальщиком,
– сплюнула в сердцах метресса Горх.
– Всей и сути-то, что молодой да пригожий. Но занимается чем? Жижу из чанов выгребает да вывозит. Золотарь!
Кажется, без экскрементов в этом деле всё-таки не обойтись. Приятного аппетита!
Теург подошла к окну, не без труда открыла створку и заорала, начхав на всех и на всё.
– Ро-он! Мне нужен Торгор-золотарь. Он по найму работает. Найди немедленно. Пожалуйста.
И невозмутимо закрыла окно, даже не глядя на дварфов, стоящих вместе с оборотнем и медиком у мастерской. Пусть думают, что хотят. Плевать!
Глава четвёртая
Глава четвёртая
Глава четвёртая
Даже ориентируясь по звездам, можно заблудиться в трех соснах
Обычно весь мир Яте Курой ненавидел одинаково ровно, без перепадов, вспышек и провалов. Исключением являлись случаи, когда он просыпался от настойчивой долбежки в дверь. Вот тогда его нелюбовь действительно начинала зашкаливать. И тёмная натура предков просыпалась, требуя немедленно загрызть дятла. А идея завтрака чужой сырой печенью начинала казаться весьма заманчивой.
К сожалению, дятел этот объявлялся уже не в первый раз. И даже не в сотый. Дальнейшее развитие событий можно было предсказывать вплоть до каждого слова. Именно это самое знание настойчиво подсказывало: надо вставать, открывать дверь и проделывать всё, требуемое сценарием. Иначе хуже будет.
Курой повозился, закапываясь лицом в подушку, которую он обеими руками обнимал. Смутная и слабая, в общем-то, надежда на то, что дятел сам устанет и от тега активные действия не понадобятся, себя оправдывать не собиралась. В дверь продолжали ботать. Причем, если судить по звукам, удары наносились в строгой последовательности: обоими кулаками одновременно - пауза - левая нога - пауза - правая нога. И по новой.
– Да сколько ж можно?
– ввинтился буром в мозг женский истеричный визг.
– Никакого же покою-то нету! Чтоб тебе провалиться, тварь окаянная! Чтоб тебе...
Тег с Лилой, носящей на работе псевдоним Сладкие губки, полностью согласился. И с тем, что никакого покоя нет. И с эпитетами, которыми соседка награждала дятла. Только вопросов он никаких не задавал. Не любил Яте риторических вопросов. Ясно же - никогда. Даже если Рум и сдохнет - а это прискорбное событие уже не за горами - на его место придёт другой. Такой же настырный и упёртый.
– Отвали!
– хрипло, с каким-то даже надрывом просипели за дверью.
– Я тя шаз...
Ну а дальше шло перечисление всего того, что Рум собирался с Лилой сделать. Она бы, наверное, даже и не удивилась, возьмись гоблин свои мечты в жизнь воплощать. Вот только, опять же на пару с Куроем, сомневалась в реализуемости угроз. Вряд ли застарелый алкоголизм отставного сержанта позволил бы ему сделать хоть что-то. Естественно,
Доброе утро, дорогие соседи! Да-да, и вы тоже идите в задницу!
Яте глухо застонал и невнятно выругался в подушку на языке Островов. По крайней мере, ему так казалось. Сам Курой не был уверен в надёжности своей памяти. С семи лет - времени, когда он в последний раз слышал тегские проклятия - много времени утекло. Впрочем, в приюте у воспитанников имелась прекрасная возможность поделиться друг с другом подобными знаниями и пополнить собственную коллекцию.
Но реальность от владения тонкостями родного языка никак не зависела. За дверью активно готовились к концу мира. Пожалуй, и самому Седьмому в коридоре четвертого этажа доходного дома братьев Рихр стало бы неуютно. Слишком много хаоса и чересчур громкие звуки.
Тег сначала свесил с постели ноги и лишь потом сел сам. Облокотился о колени, с силой потёр лицо, которое ему самому показалось мятым, как старая упаковка. Встал, морщась от активной нелюбви и к себе, и к окружающему миру. Панцирная сетка кровати скрипнула пружинами, будто прощаясь с хозяином. Прошлепал босыми ступнями по ледяному дощатому полу, распахнув дверь резко, настежь.
Рум, на эту же дверь, видимо, и опиравшийся, едва не рухнул на тега.
– Открыл, наконец, тварь узкоглазая!
– победно прошипел гоблин, не слишком успешно пытаясь выпрямиться, цепляясь суставчатыми зеленоватыми пальцами за косяк.
– Думал, отсидишься? Да я же тебя, урода, из-под земли достану!
Яте подался назад - сивушный дух, источаемый соседом, во вполне прямом смысле этого слова сбивал с ног. И кивнул, мол: знаю, достанешь. Прямые черные волосы упали на лицо, и Курой пятернёй раздраженно зачесал их назад.
– Я, таких как ты, на Островах снопами валил! Кровь свою проливал, племя ваше подлое выкашивая!
– с пьяным надрывом завопил сосед.
– Самостоятельными стать хотели? Власть вам наша немила? Сами по себе управляться вздумали? А вот вам!
– Рум сунул под нос Яте не слишком чистую фигу, воняющую чем-то прелым, как перекисшая тряпка.
– Говорили ж умные-то головы: не нужно сюда тащить ваших щенков. А потом еще и кормить-поить их за свой счет! Посадить на посудины и потопить! Во как надо делать-то. Добренькие мы. Все беды от доброты нашей...
По морщинистой, словно кора дуба, щеке гоблина скатилась одинокая мутная слезища. Яте снова кивнул, соглашаясь, и выглянул в коридор. Мелодрама «Соседи» набирала обороты, стремительно подбираясь к своему апогею. И Рум, и Курой, и причина утренней разминки были прочно забыты. Собственно, всеобщий скандал успел распасться на отдельные мизансцены. Впрочем, гвалт от этого только усилился.
– Ты чей-то на меня не смотришь? Ты чей-то морду свою узкоглазую воротишь?
– окрысился гоблин, мгновенно переходя от дум о судьбах империи к шкурной обиде.
– Думаешь, вот так вот от меня и отделался? Да вы все нам должны по самое небалуйся! Ты мне должен, за кровь мою пролитую! За то, что приютили вас!