Трон галактики будет моим!

Скоробогатов Андрей Валерьевич

Я внимательно посмотрел на этого упертого мужика. Явно с самых низов выбился, землю драл, пробивая себе путь. Человек, на которого можно положиться, надежный и верный, соль Империи.

Он и без награды обойдется.

Но я не обойдусь.

Я обязан наградить Семеныча, хотя бы за то, что он принца крови спас, то есть меня лично. Имею право. И имею намерение. Он не только меня спас, он всех этих людей спас.

Я довольно легко по запросу в административную базу космодрома определил зарплатный счет Семеныча

и перевел ему половину полученных имперок — пятнадцать тысяч. Может, Империя всего и не замечает. Но я это видел, и награды это достойно.

Семеныч вдруг встал на месте, Илья чуть в спину ему не врезался.

— Случилось что, Семеныч? — равнодушно поинтересовался я.

— Я премию получил, — глухо произнес Семеныч.

— Так это же хорошо?

— Из наградного фонда принца Александра Леонова, — выговорил Семеныч. — А такой фонд есть, что ли?

— Ну, значит есть, — я похлопал Семеныча по плотному плечу. — Вот видишь. Империя все видит.

— Выходит, что так, — медленно произнес Семеныч и с подозрением поднял глаза к небу. Словно оттуда за ним кто-то мог зорко наблюдать.

А я сам тут же получил достижение «Награждающий», Первого уровня'. О как. Ещё достигушка. Неплохо! Что-то я сегодня прямо разошёлся.

Октавия ждала меня у входа в зал ожидания. Ого, даже больного покинула.

— Чего-то ждешь, Октавия? — крикнул я еще издалека.

— Где вы были, господин рыцарь?

— Беспокоишься за меня? — усмехнулся я. — Зря. У меня все под контролем.

— Не смею сомневаться, господин рыцарь, — скептически скривила бровь Октавия.

Семёныч искоса глянул на Октавию и бросил:

— Хороший у вас андроид, рыцарь Александр. Дорогой.

— Так и есть, — отозвался я. — Не жалуюсь. Хотя бывает той ещё врединой.

А Октавия вдруг насторожившись замерла на месте.

— Господин рыцарь, — произнесла она. — Внимание. Наблюдаю неустановленный органический объект. Быстро приближается.

Я резко развернулся на месте и увидел, что Октавия права.

Вот блин!

Глава 4

Тысяча наследных принцев

Я обернулся, увидел приближающуюся опасность и усмехнулся.

Это оказался тот самый броненосец, что притворялся дохлым на бетоне космодрома. И теперь вполне живо ковылял прямо к нам, явно с недобрыми намерениями вымутить у бестолковых человеков чего вкусненького.

— Ага. Вот оно что, — усмехнулся я. — Ложная тревога. Местная живность пожаловала.

Зверушка клацая когтями по бетону перебралась в тень отбрасываемую неподвижно замершей Октавией и завалилась там на бок, тяжело дыша. Устал и запарился бедолажка. Октавия настороженно покосилась на него и брезгливо отодвинула ногу:

— Это ещё что?

— Это местный, — определил я. — Эндемик. Герберский хамелеоновый броненосец. Вроде был когда-то вымирающий

вид.

— Ага, как же, — буркнул Семеныч. — Вымрет он. Эта сволочь ещё нас всех переживет. Всю изоляцию мне с проводов сгрыз… Ладно хоть самец, держит территорию, а то бы они тут расплодились и живьём меня съели.

Зверек, уловив что говорят о нем, приподнял забавную лопоухую голову и уставился на нас глазами-бусинками. Цвет чешуи на его теле медленно менялся с песочного на белый цвет бетона под ним.

— Он опасен для автоматов? — настороженно поинтересовалась Октавия.

— Ещё как, — сварливо отозвался Семеныч — Всю технику мне попортил, всё сгрызть пытался, а что не сгрыз, то поцарапал. Да ты его не бойся, солнышко, пинай сразу, прям от души. Он хоть и крепкий, да легкий, гордая птица. Пока не пнешь — не полетит. Если долбанешь его посильнее, станет фиолетовым.

— Не надо никого долбать, — предупредил я. — Зверушка прикольная, у меня в детстве одно время такой же был.

Октавия настороженно следила за зверьком.

— Он мне не нравится, — проговорила она наконец. — Какой-то он странный, эндемик. Не удивлюсь, если он оставляет радиоактивный помет.

— Это запросто, — усмехнулся Семеныч. — Лично видел, как он ракетное топливо лакал.

Потом Семеныч выпрямился, прищурился глядя в даль:

— Так. А это, похоже, за вами едут.

И Семеныч был, конечно, прав. На поле космодрома ворвалась стая взметающих за собой пыль глайдеров. Это неслись близкие наших пассажиров, добравшиеся сюда личным наземным транспортом. Они кучей запарковались у зала ожидания, из которого высыпала им навстречу толпа пассажиров, и две кучи людей смешались.

— Ну, начинается, — усмехнулся Семеныч.

Из понаехавшей толпы выскочила жена Ильи, кинулась ему на шею, зарыдала:

— Илюша! Живой! А нам уже сказали, что вы разби-и-ились!

А он её успокаивал:

— Ну, ладно, ладно. Ну, что ты. Все же живые.

Очень трогательная получилась встреча.

Там и тут вспыхивали занимательные беседы, я слушал во все уши, очень интересно было, кто тут чем живет.

— Семёныч, — проговорил седой пилот на носилках, которого везли грузить нагрянувшие родственники во главе с юной стюардессой, оказавшейся его внучкой. — Ты уж присмотри за моей лоханкой, я обязан буду.

— Да не вопрос, — спокойно отозвался Семеныч. — Пусть стоит, не мешает пока. Не стеснит он меня, Пантелей, выздоравливай спокойно.

А выжившие в катастрофе уже делились сплетнями и новостями с новоприбывшими. Знакомая уже нам бабуля шептала на ушко подруге тех же лет:

— Что творится, что творится. Просто не пересказать! Слышали уже? Могила принца Алесандра на Первопрестольной оказалось вскрыта!

— Ох, Мария Геннадьевна, да чтож вы говорите! Не может быть! Как они посмели? Как допустили?