Трон императора: История Четвертого крестового похода
Шрифт:
— Очень мило, — сказал он, открывая глаза. — У тебя достаточно крепкая грудь? Стоит того, чтобы разоблачаться, или просто ограничимся тем, что задерем тебе юбки?
Лилиана потрясающе изобразила, как она польщена и старается это скрыть. Охнув, она зашлась робким смехом.
— Неужели мессиру нужна старая корова вроде меня? Я видела, какие красотки ждут там, у двери, они гораздо моложе и свежее.
— Но в них не хватает перца, — ответил Бонифаций сладким голосом. — Иногда хочется чего-то остренького. — Он посмотрел на нее изучающим
Лилиана пожала плечами, выглядя при этом полной тупицей.
— Говорят, вы добры к женщинам и всегда готовы им помочь в трудную минуту. Я надеялась, что присущее вам сострадание…
Она умолкла и очень убедительно изобразила недалекость ума, мешавшую ей даже закончить мысль.
Мне хотелось ее обнять.
Бонифаций пришел в восторг, к моему облегчению.
— Я и вправду добр, а еще я немного любопытен. И был бы тебе весьма обязан, если бы ты сумела удовлетворить мое любопытство в одном деле.
— Готова удовлетворить вас, мессир, в чем угодно, — сказала она с глупой улыбкой, словно сомневалась, не говорят ли они иносказательно о чем-то неприличном.
— Расскажи мне о принцессе Грегора.
Я знал, как по-германски будет «принцесса». Началась та беседа, ради которой Лилиана и явилась сюда. Мне пришлось перейти на простые аккорды и попытаться оценить, насколько успешно она действует, если судить по ее жестам.
Лилиана принялась всячески увиливать, мастерски давая понять Бонифацию, что ей известна тайна и она едва сдерживается, чтобы не проговориться. Он что-то проворковал ей, упомянув имя Отто. Она засмущалась и в конце концов прошептала, словно сама боялась признать это:
— Не думаю, что она настоящая принцесса, мессир.
Бонифаций заинтересовался, но почти не удивился.
— Вот как? Так кто же она, по-твоему?
Лилиана задумчиво провела кончиком языка по нижней губе, вероятно вызвав у всех мужчин, что за ней наблюдали, мгновенную эрекцию, и уставилась неподвижным взглядом на грудь Бонифация, где висело украшение.
— Если станет известно, что Грегор взял себе в любовницы обычную шлюху из Генуи, то надеюсь, что ни на вас, ни на вашей дочери это дурно не отразится.
Услышав слово «Генуя», я постарался не пялиться, как баран, на Бонифация, а только убедиться, что он поверил. (Признаю, это был не лучший план, но очень хотелось, чтобы Джамиля показалась ему неинтересной и бесполезной, при этом сохранявшей в тайне принадлежность к своему народу. Меньше всего мне хотелось подвергать ее опасности.) Бонифаций фыркнул и отстранился от Лилианы.
— Генуэзская шлюха? Почему ты так решила? Эта женщина убедила многих умных людей, среди которых епископ Хальберштадтский и один известный венецианский путешественник, что она египетская принцесса.
— Неужели они настолько опытны, что способны увидеть разницу между генуэзской шлюхой и египетской принцессой? — спросила
— А ты? — сурово спросил Бонифаций.
Лилиана и бровью не повела, продолжая изображать простодушную пустышку.
— Конечно нет, — робко хохотнув, ответила она. — Но мы заняли дом, когда-то принадлежавший генуэзским купцам, которых, по ее словам, она знала «у себя на родине». А что, это важно? Вам ведь все равно, принцесса она или нет? Так вот, она не принцесса.
Бонифаций нахмурился, потом повернулся к одному из своих слуг и резко заговорил на пьемонтском:
— Узнай, кто раньше жил в доме Грегора. Потом выясни, куда они бежали, и выследи. Приведешь их ко мне на допрос.
Слуга поклонился и сразу ушел, а я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица. Мое восхищение актерскими способностями Лилианы несказанно возросло: ее безмятежное личико по-прежнему выражало только глупость.
— Разве я сказала что-то не то? — спросила она по-германски. — Прошу прощения, но мне непонятен ваш язык.
— Не тревожься, милая, — сказал Бонифаций и начал развязывать пояс. — Но так как у тебя нет никаких полезных сведений для меня, я должен настоять на обычной оплате за оказание милости твоему сердечному дружку.
— Мы можем сделать ее необычной, если угодно, — предложила она так, словно только об этом и думала. — Хотите, я лягу на кровать?
Лилиана начала озираться, но кровати в зале не оказалось. Она вопросительно посмотрела на охранников и пажей, продолжавших спокойно заниматься своими делами. Возможно, она бросила взгляд и на музыканта с рукой на перевязи, но тот усердно смотрел в сторону, в отчаянии стараясь придумать, как помешать тому, чему она случайно дала ход.
— Начнем стоя, — сказал Бонифаций. — Я не раздаю свои милости задешево. Так что ты побудешь здесь какое-то время.
Меня наняли в час утренней молитвы, а отпустили восвояси только со следующим ударом колокола, созывавшим к вечерне. Мы давно закончили ужинать, когда наконец пришла Лилиана. Все готовились ко сну, один лишь Отто все время выглядывал во двор. Он первым увидел, как Лилиана начала карабкаться по лестнице. Вид у нее был изможденный.
— Рада, что ты благополучно вернулась, — сказала Джамиля, после чего вновь начала наигрывать на лютне.
Отто так и сверлил Лилиану злобным взглядом. Первую минуту он молчал, но от одного его вида она буквально приросла к порогу, не в силах шевельнуться. Остальные, видя, что скандал неизбежен, занялись обычными вечерними делами — кто умывался, кто гасил огонь, кто молился у алтаря.
— Где тебя носило весь вечер? — прорычал Отто.
— Я занималась твоими делами, — просто ответила Лилиана.
— Ричард говорит, ты направилась в сторону дворца Бонифация. Что ты затеяла? Какие у тебя могут быть дела с Бонифацием или его людьми? Он дурно обошелся и с Грегором, и со мной, и с каждым воином этой армии.