Трон из костей дракона
Шрифт:
Тиамак посмотрел на него опять, хотя и перечитывал даже чаще, чем послание Моргенса, — если только такое было возможно — и особенно на верхнюю часть пергамента, не столько оборванного, сколько обгрызенного, на обезображенном краю которого можно было различить буквы Д. А. В. Р.
А исчезнувший том Ниссеса, который некоторые даже называли «воображаемым» — он же, кажется, называется Ду Сварденвирд? Откуда Моргенс знал?
Под заглавием шел текст, написанный северными рунами, местами смазанными, местами рассыпавшимися в порошок, но все же вполне читаемый. Это был архаический наббанайский, пятивековой
Под этим странным стихотворением большими старинными рунами было начертано единственное слово: Ниссес.
Хотя Тиамак бесконечно долго всматривался в загадочные строки, вдохновенное озарение оставалось мучительно далеким. Наконец, тяжело вздохнув, он снова завернул древний свиток в листья и запихал обратно в сундук из колючего дерева.
Итак, чего же хочет Моргенс? Следует ли привезти это самому доктору в Хейхолт? Или отослать другому мудрому — колдунье Джулой, толстому Укекуку из Йиканука или человеку из Наббана? Может быть, разумнее всего будет подождать дальнейших указаний доктора, вместо того, чтобы в спешке творить глупости, не понимая истинного положения вещей? В конце концов из того, что говорил ему Миддастри, выходит, что та опасность, которой боялся Моргенс, видимо, еще далеко. Конечно, время еще есть и можно подождать и точно узнать, что именно нужно доктору.
Время и терпение, советовал он себе, время и терпение.
За окном стонали ветви кипариса, содрогаясь под грубыми прикосновениями ветра.
Дверь неожиданно распахнулась. Сангфугол и леди Воршева виновато вскочили, как будто их застали за чем-то дурным, хотя их разделяла почти вся длина комнаты. Пока они широко раскрытыми глазами смотрели на дверь, лютня менестреля, прислоненная к его креслу, покачнулась и упала к его ногам. Он поспешно подхватил ее и прижал к груди, словно раненого ребенка.
— Черт возьми, Воршева, что вы сделали? — свирепо спросил Джошуа.
Герцог Изгримнур стоял в дверях за его спиной, лицо его было встревоженным.
— Успокойся, Джошуа, — уговаривал он, дергая серый камзол принца.
— Только после того, как я узнаю правду от этой… этой женщины, — резко оборвал его Джошуа. — А до того не вмешивайся, старый друг.
Краска возвращалась к щекам Воршевы.
— Что это значит? — сказала она. — Вы врываетесь сюда, словно разъяренный бык, и выкрикиваете непонятные вопросы. Что это значит?
— Не пытайтесь дурачить меня. Я только что говорил с начальником стражи; боюсь, он еще долго будет жалеть, что попался мне под руку, так зол я был. Он сказал, что Мириамель покинула замок вчера еще до полудня с моим разрешением — которое не
— И почему же вы кричите на меня? — надменно спросила леди. Сангфугол бочком двинулся к двери, все еще прижимая к груди свои раненый инструмент.
— Это вам прекрасно известно, — зарычал Джошуа. Краска постепенно сходила с его лица. — И не двигайся с места, музыкант, потому что я еще не закончил с тобой. Ты в последнее время пользуешься большим доверием моей леди.
— Только по вашему приказу, принц Джошуа, — сказал Сангфугол, останавливаясь. — Чтобы скрасить ее одиночество. Но, клянусь, я ничего не знаю о принцессе Мириамели!
Джошуа вошел в комнату и, не оглядываясь, захлопнул за собой тяжелую дверь. Не по возрасту ловкий Изгримнур успел отскочить.
— Хорошо, дорогая Воршева, не надо обращаться со мной так, как будто я один из тех мальчишек-возчиков, среди которых вы росли. Я постоянно слышал от вас, что бедная принцесса грустит, бедная принцесса скучает без своей семьи. Теперь Мириамель ушла из замка в обществе какого-то негодяя, а еще кто-то украл мой перстень с печатью, чтобы ее пропустили! Вы думаете, я глупец?
Темноволосая женщина не мгновение встретилась с ним взглядом. Потом губы ее задрожали, на глазах появились сердитые слезы, и она опустилась в кресло, шелестя длинными юбками.
— Прекрасно, принц Джошуа, — сказала она. — Вы можете отрубить мне голову, если хотите. Я помогла бедной девочке бежать к ее семье в Наббан. Если бы вы не были так бессердечны, то сами отослали бы ее в сопровождении вооруженных людей. Вместо этого с ней только один добрый монах. — Она вынула из-за корсажа платок и отерла глаза. — И все-таки там ей будет лучше, чем быть запертой здесь, как птица в клетке.
— Слезы Элисии! — выругался Джошуа, вскинув руку. — Вы глупая женщина! Мириамель просто хотела прославиться, она надеялась уговорить своих наббанайских родственников сражаться на ее стороне.
— Может быть, несправедливо говорить, что она хотела только «прославиться», — возразил Изгримнур. — Мне кажется, что принцесса искренне хотела помочь.
— И что тут плохого? — защищаясь, спросила Воршева, — Вам же нужна помощь Наббана, разве нет? Или вы слишком горды для этого?
— Да поможет мне Бог, но наббанайцы уже с нами! Вы понимаете? Я час назад говорил с бароном Дивисаллисом. И вот теперь дочь Верховного короля бессмысленно блуждает по разоренной стране, в то время как войска ее отца готовы перейти в наступление, а шпионы его шныряют повсюду, словно мухи.
Джошуа раздраженно махнул рукой и рухнул в кресло, вытянув длинные ноги.
— Это уже слишком, Изгримнур, — устало сказал он. — Ты еще спрашиваешь, почему я не оспариваю трон у Элиаса? Я не могу даже сохранить в безопасности юную леди под моей собственной крышей!
Изгримнур меланхолически улыбнулся:
— Насколько я помню, ее отцу тоже не больно-то удалось удержать ее.
— Все равно. — Принц потер лоб. — Узирис, моя голова раскалывается от всего этого.
— Ну, Джошуа, — сказал Изгримнур, взглядом призывая остальных хранить молчание, — еще не все потеряно. Мы просто отправим большой отряд прочесать кустарники и отыскать Мириамель и этого монаха, этого… Цедрина или как его.