Трон любви. Сулейман Великолепный
Шрифт:
Праздник удался на славу, в Стамбул везли и несли провизию, тысячи поваров с ног сбились, чтобы накормить весь город, потому что султан пожелал, чтобы взрослости его сыновей радовались все. Тонны масла, муки, сахара, мяса, тысячи яиц, мешки пряностей, горы забитой птицы, корзины фруктов, овощей, горы сладостей… Стамбул ел и пил, танцевал, боролся за призы, соревновался и снова ел, пил… Спали прямо там, где заставал сон, просыпаясь, совершали намаз и снова принимались за еду. Рамадан, можно…
Месяц рамадан 936 года хиджры выдался
Роксолана, сама того не ожидая, сумела подтолкнуть султана к важному решению, которое оказалось ей так на руку.
– Шех-заде Мустафа уже совсем взрослый. Красивый, умный… Ай-ай, сколько сердец он разобьет!.. – Она кивнула на сидевшего верхом на коне наследника.
Сулейман, польщенный такой похвалой сыну, усмехнулся:
– Еще молод.
– Каким вы были в его возрасте?
– В пятнадцать? Правил в Кафе.
– Так далеко?! – ахнула Роксолана и тут же перевела разговор на Кафу. Хитрая женщина прекрасно понимала, что нужные слова уже запали в сердце султана, остальное он додумает сам. Зато Повелителю не придет в голову, что это она подтолкнула к непростому решению.
– Как долго вы правили в Кафе?
– До шестнадцати лет. В шестнадцать у меня уже родился Махмуд. Так что Мустафа не такой уж маленький.
– Но это вы… Вам нравилась Кафа?
– А тебе? – Сулейман внимательно посмотрел на Роксолану, пытаясь понять, почему она спрашивает.
Женщина пожала плечами:
– Я ее видела? Только стены школы наложниц.
– Хорошо, когда-нибудь расскажу.
– Наследник должен править в Манисе, потому султан Селим перевел вас в Манису?
И снова слова расчетливо упали на подготовленную почву.
В Манису рвется и Мустафа, и Махидевран, вернее, Махидевран никуда не рвется, но если уж уезжать, то только в Манису. Сам он правил там восемь лет, все время, пока на престоле в Стамбуле был отец – султан Селим. Назначить Мустафу наместником в Манису?
Сулейману вдруг стало не по себе. Ему самому всего тридцать шестой год, он не готов через восемь или десять лет отдать власть даже Мустафе. Сколько времени наследник должен жить в Манисе? Не родится ли у него план сместить отца раньше срока? От Манисы до Стамбула с его янычарами, которые горой стоят за шех-заде Мустафу, рукой подать. Стоит кинуть клич, и на другой берег переправиться не успеешь. Сулейман невольно вспоминал, как сам спешил в Стамбул, получив известие о смерти отца.
Наследник… надежда и опасность, опора и угроза. Наследник, который может в любую минуту поднять бунт против отца, захватить свою провинцию, чтобы оттуда начать наступление или вообще отделиться. А если у него еще и поддержка?
Мысли были настолько неприятными, что настроение испортилось окончательно, даже Хасеки, вовсю старавшаяся отвлечь султана от плохих мыслей, не преуспела.
Он думал два дня, смотрел на пирующих и размышлял, прикидывал так и этак. Все верно, Мустафа уже взрослый, Сулейман помнил об этом и без Хасеки, понимал, что нужно определять старшего сына на службу империи, только
В Манису опасно. В Кафу? Нет, там совсем рядом Крым, тоже опасно. В Трапезунд, где когда-то правил дед Мустафы? Нет, это продемонстрирует недоверие к шех-заде, туда не хотелось…
Решение пришло неожиданно, просто на глаза попался посланник Карамана, привезший подарки принцам. Караман, юго-восточная провинция, близко к Багдаду и Тебризу, это покажет, что султан доверяет сыну, не боится ни его неверности, ни того, что не справится.
О том, что по этому поводу думает Махидевран, Сулейман думал меньше всего. Это удел всех матерей шех-заде – уехать следом за сыном и там помогать ему. Кто же еще подберет гарем наследника и приглядит за всем?
Услышав о таком решении султана, Хафса сделала страшную ошибку: она отправилась к Повелителю поговорить и сказала совсем не то, что следовало бы. Ей бы просто попросить пока не отправлять пятнадцатилетнего внука так далеко от отцовского пригляда или дать ему знакомую Манису. Хотя шех-заде в пятнадцать лет не может считаться слишком юным для правления, сам Сулейман в этом возрасте уже правил Кафой и должен был стать отцом в первый раз.
От растерянности валиде не сдержалась и… намекнула, что Караман слишком близко от Багдада и Тебриза, что это может плохо повлиять на Мустафу. Нет, она вовсе не предательство или что-то подобное имела в виду, а то, что там шех-заде отвыкнет от традиций и правил Стамбула, отвыкнет от самой власти, потому что там иное… Караман не плох и не хорош, но он далеко от Стамбула, и этим все сказано.
Сулейман услышал другое: Караман ближе к Багдаду и Тебризу? Не только из-за расстояния, а по положению. Наследник далеко на востоке, это опасно? Глаза султана сузились, мать, сама того не желая, заронила в его душу первые семена подозрительности и недоверия к Мустафе.
Она старалась исправить, говорить о том, что, Мустафа, конечно, будет хорошим правителем, но он еще так молод, так неопытен, чтобы отправлять его далеко без отцовского присмотра, что он легко может попасть под влияние… Хафса останавливалась, кляня себя за необдуманные слова, которые вырывались против воли просто из-за отчаянья.
Султан снова хмурился, мать словно предупреждала, что, отправив наследника так далеко, он сам толкает Мустафу на бунт против отца. Что может быть для Повелителя страшней? Валиде понимала, что своим заступничеством сделала только хуже, теперь у Сулеймана в душе родилось недоверие к шех-заде.
Но исправить уже невозможно, любые слова будут только усиливать это подозрение.
– Это Хуррем посоветовала отправить Мустафу подальше от Стамбула?
Еще хуже, теперь Повелитель нахмурился окончательно, едва сдерживаясь, чтобы не наговорить дерзостей матери, буркнул:
– Я способен сам принимать важные решения.
Этот ответ не изменил уверенности валиде, что назначение Мустафы в Караман дело рук Хуррем.
Так же решила и Махидевран. Услышав о таком решении, несчастная баш-кадина едва не расплакалась на виду у султана.