Трон любви. Сулейман Великолепный
Шрифт:
Роксолана даже подумала, что это связано с замужеством принцессы, но потом шах Тахмасп, вернее, те, кто правил пока за него, напали на восточные окраины Османской империи, в чем, конечно же, валиде и Махидевран обвинили Хасеки. Глупость, потому что о шахе в переписке никогда речь не шла, да и он сам пока мало что значил для управления даже Тебризом, не только всем государством.
Роксолане было безразлично. Поэтому она только отмахнулась, когда от валиде-султан прибежала служанка с требованием немедленно прийти.
Но
– Валиде приказала прийти сейчас же. Там привезли какую-то девушку…
– Какую?
– Не знаю…
Посреди комнаты у валиде стояла незнакомая девушка, она была довольно растрепана, даже грязна, явно сильно устала. При появлении Роксоланы валиде усмехнулась:
– Вот твоя знакомая, Хуррем. Это принцесса Перихан-ханум.
Первым желанием Роксоланы было ответить: «Нет!» Совсем не такой она представляла себе Перихан-ханум. В письмах юная, импульсивная девушка, страстно желающая, чтобы ее заметили, а перед ней стояла взрослая красавица, к тому же слишком потрепанная, чтобы быть принцессой.
– Хасеки Султан, – склонила перед Роксоланой голову девушка, – это с вами мы переписывались? Вам понравилась книга «Восемь райских садов»?
И все равно Роксолане не верилось.
– Почему вы здесь, Перихан-ханум?
– Ее привезли с востока, практически взяли в плен, – отозвалась вместо принцессы Хафса. – Захватили обоз шаха Тахмаспа, в том числе принцессу.
– Перихан-ханум, вам нужно отдохнуть. Валиде-султан, вы позволите принцессе пока привести себя в порядок?
Хафса поморщилась, Хуррем опередила ее распоряжение, но это и к лучшему. Хафсе вовсе не хотелось возиться с опальной принцессой и ломать голову, куда ее девать, вот пусть драгоценная Хуррем этим и займется.
– Хасеки, выделите принцессе комнату в своих покоях, вам будет о чем с ней поговорить…
Роксолана поморщилась, но тут же взяла себя в руки:
– Пойдемте, принцесса, я найду для вас местечко.
Знать бы ей, какую змею пригревает на груди!
Сефевидскую принцессу поселили в комнате, где жила Михримах под присмотром Марии.
– Сначала в хаммам! – объявила Роксолана. – Все разговоры потом. Я представляю, каково это – столько времени не иметь возможности нормально мыться.
Девушка с благодарностью согласилась.
Пока она была в хаммаме, Роксолана поинтересовалась у итальянки:
– Мария, она не будет опасна Михримах?
– Опасна? Как несчастная, замученная женщина может быть опасна кому-то? Нет, я за принцессой присмотрю, госпожа.
Самой девочке очень понравилась принцесса, Перихан знала множество детских считалок и приговорок на фарси, ей нравилось возиться с малышкой.
– Вы так любите детей?
– Да, моя дочка… Ой, простите, госпожа, я хотела сказать: моя племянница, дочь моего брата, такая же забавная… Я люблю ее, как свою дочь, и называю так же.
Перихан стала
– А о каком предстоящем изменении в своей судьбе вы писали, госпожа?
Перихан удивилась:
– Об изменении в судьбе?
– Вы в последнем письме сообщили, что ваша переписчица исчезла, а у вас самой предстоит важное изменение в судьбе.
– А… вот этот побег. Мой брат совсем попал под влияние кызылбашей и готов творить что угодно под их диктовку. Пришлось бежать…
– Сочувствую…
Роксолана хотела расспросить о подробностях побега, но Перихан, видно, не желала об этом говорить, быстро перевела разговор на другое:
– Хасеки Султан, знаете, почему их зовут кызылбашами?
– Нет.
– Кызылбаши – красные шапки, у них вместо черных большие колпаки из красного войлока. Мне нужно поговорить с падишахом.
– Конечно.
Сулейман заинтересовался беглянкой, ему понравилась красивая девушка, разговор был долгим и любезным, слишком долгим и слишком любезным, на взгляд Роксоланы. И только ее подавленное состояние и равнодушие ко всему не позволили возмутиться.
Валиде пригляделась к беглянке внимательно. Хм… хороша собой, говорлива, умеет вовремя улыбнуться, повести глазами… Хуррем после смерти Абдуллы сникла, словно завяла, этим стоило бы воспользоваться…
– Самира, позови-ка ко мне эту беглянку. Только чтоб Хуррем с ней не притащилась. Хочу наедине поговорить.
Никто не знал, о чем говорили Хафса и Перихан, но только после разговора валиде вспомнила, что давно следовало бы переселить одну из икбал с этажа фавориток вниз, все равно Повелитель ее к себе не зовет. В эту комнату вполне можно поселить принцессу, негоже сестре сефевидского шаха ютиться в уголке у Хуррем.
Роксолана словно снова впала в спячку, она безразлично отмахнулась: пусть селится.
Удивительно, но им не нашлось о чем говорить с принцессой, та не поддерживала разговор, то замыкаясь в себе, то переводя его на пустые фразы или обсуждение писем. К чему повторять написанное однажды, это же не клятвы в любви, которые можно произносить вечно…
Днем Перихан с удовольствием играла с Михримах, которая важно расхаживала по комнате, кивая налево и направо:
– Я тоже принцесса.
– Конечно, – смеялась Мария. – Ты принцесса с самого рождения.
– А ты?
Мария чуть задумалась:
– Знаешь, а ведь и я тоже.
Девочка несколько мгновений пристально смотрела на свою воспитательницу:
– Ты? Нет, ты рабыня.
– В детстве я была такой же, как ты, принцессой, но потом, вот видишь, попала в плен и стала твоей рабыней.
Михримах сообразила мгновенно:
– Значит, и Перихан моя рабыня?
– Нет, если Перихан и рабыня, то не твоя, а Повелителя.