Тропа барса
Шрифт:
— Человек ничего не может забыть.
— К сожалению? Или к счастью?
— Когда как…
— А я ничего не помню из своего детства… Это к сожалению или к счастью?
— Бог знает.
— Извини… я не хотела тебя нагружать… Извини… Я тут нашла коньяк в баре. И чуть-чуть выпила. Ничего?
— Даже хорошо.
— Нет, правда, я не пьяница. Просто очень замерзла.
— Ты отогреешься.
— Думаешь?
— Обязательно. — Олег ловко снял с конфорки закипающую джезву. Готово. Наполнил чашки кофе, подвинул одну девушке. — Прошу.
— Послушай, Олег. — Алена пригубила
— Если объяснять подробно, то это очень долго.
— А разве нельзя коротко? Только так, чтобы я поняла.
— Можно. — Олег задумался, но очень ненадолго. — У меня не было выбора.
— Разве?
— Да.
— Но ты ведь мог сразу встать и уйти. И уехать на своей роскошной машине, от которой теперь остался только догорающий остов… Ведь этот, которого убили, сказал правильно: «Никому не нужны чужие проблемы». Ты мог бы уйти. Но ты не ушел. Почему? Только не напевай мне про любовь с первого взгляда и все такое — не поверю.
— Да, я мог бы встать и уйти. Но… Из дверей ресторана вышел бы не я. Другой человек. Которого я не знаю и знать не хочу.
— Я что-то не очень поняла…
— Жизнь — штука умная. И подкидывает человеку разные каверзы. Люди их называют проблемами. Или испытаниями. В старину это называлось искушением. Кстати, «искушение» и «испытание» в старославянском ~ — одно слово. Помнишь: «И не введи нас во искушение…»
— Погоди, Олег. Все это теория. Но я же знаю: в жизни все не так.
— В жизни все так. Человек выбирает себе ее сам. Он все себе выбирает сам: место, время, поступок. И проявил он малодушие или низость, он потом это не сможет исправить. Никогда. А жить с этим… унижением в душе просто немыслимо.
— Хм… Может, я еще плохо разбираюсь в людях, но… Каждый легко находит для себя оправдание… Для любого своего поступка, самого низкого, самого подлого…
Ты говоришь: выбери жизнь… А я вот ничего не выбирала, кто-то все выбрал за меня… Нет, Олег, я не нытик, я старалась… Но как только начинаешь выбираться туда, где… красиво, где тебе хочется быть, что-то происходит… И ты снова — как во вчерашнем дне, в той жизни, которая тебе не мила, которую ты не хочешь…
Малодушие, низость… Ты говоришь как подросток, оглянись вокруг! Успешны только те, кто использует других, совсем не задумываясь о том, что с ними будет! Ты понимаешь?! Никто никому не верит, никто никому не помогает, мир сходит с ума и наслаждается своим безумием! — Девушка замолчала, глотнула кофе, произнесла тихо:
— Извини… Не знаю, чего я завелась… Это все коньяк. Я выпью еще?.. Все никак не могу согреться…
Гончаров молча разлил коньяк по рюмкам.
— А можно мне в стакан? — попросила девушка.
— Полный? — удивленно поднял брови Олег.
— Половину. Извини. Я что-то совсем расклеилась. Будто у меня внутри была пружина, а сейчас завод кончился… Извини…
Морщась, Алена выпила коньяк до дна.
— А теперь — в ванну…
— Полотенце в шкафу.
— Ага. Я найду. Да… Еще… Все мои вещи остались в сумке… Там, в кабаке.
— Никаких проблем.
— Спасибо. Этого достаточно. Пока… Я пошла…
— Давай. Акул боишься?
— Акул?
— Ага.
— Наверное, боюсь.
— Не бойся. Плавай спокойно. В это время года их нет.
— А раньше были?
— Ага. Китовые. Сейчас ушли.
— Далеко?
— Как всегда, к берегам солнечной Австралии.
— Пешком?
— Ты удивишься, но вплавь. Через Беломорско-Балтийский канал. Они всегда так делают.
— А жаль, — вздохнула девушка. — Китовых я как раз и не боюсь… — Подняла на него глаза: на ресницах блестели слезинки. — Спасибо тебе.
— Не за что.
— Есть за что. Ты добрый.
Олег остался на кухне. Налил себе кофе, плеснул чуть-чуть коньяку. События вечера и ночи мелькали каким-то калейдоскопом, мужчина чувствовал усталость, но внимательно, словно в замедленной киносъемке, прокручивал в памяти все происшедшее. Цель была проста: вспомнить, не допустил ли он ошибки. По опыту он знал: мы переживаем прошлое, чтобы выжить в настоящем и иметь надежду на будущее. Надежда — это уже не так мало.
Прислушался, взглянул на часы. Уже минут тридцать, как девушка ушла в ванную, и с четверть часа, как стало тихо. Совсем тихо. Ни всплеска. Обеспокоенный, он вскочил и быстро пошел в ванную. С маху рванул дверь, та оказалась незапертой, гулко стукнула о стену. Алена лежала в воде с закрытыми глазами, укрытая пеной.
Взгляд мужчины метнулся на подзеркальник, он облегченно вздохнул: бритвенные лезвия покоились в предназначенной для них коробочке и было заметно, что их никто не касался… Черт! Нервы.
Все-таки Олег подошел, тронул лоб девушки. Аля действительно спала. Он легонько коснулся ее плеча, произнес:
— Э-эй…
Аленка отключилась. Напрочь. Олег знал, так бывает: организм защищает свой «управленческий аппарат», нервную систему; сон тогда похож на полную летаргию, во сне мозг пытается справиться с обрушившейся на него махиной информации, обрабатывая и детализируя одно и напрочь стирая другое, то, что может привести к надлому психики и гибели организма. Олег помнил: так спали молодые пацаны на войне после нескольких дней боев. Сначала не спали вовсе, не могли, потом наступал такой вот «убитый» сон. И еще — так спали только молодые. Комбаты — те глушили себя алкоголем. Война была их работой.
Гончаров аккуратно подхватил девчонку на руки, отнес на свежезастеленную постель. Она тихо застонала во сне, попыталась отбиться от чего-то, несколько раз взмахнув руками… Олег прижал ее к себе и держал, пока ее тело не обмякло расслабленно… Уложил на постель. Замер на мгновение, ослепленный ее беззащитной наготой… Красота спасет мир, он и создан Богом для таких вот девчонок, они согревают эту землю своим теплом и заставляют ее вращаться…
Девочка обняла обеими руками подушку, свернулась в клубочек. Олег накрыл ее толстым одеялом, плотно подбил края. Наклонился, подул на лоб — так делала его мама, отгоняя от маленькой сестренки дурные, гибельные сны… Девочка дышала ровно и спокойно. Она спала.