Тропа Селим-хана (сборник)
Шрифт:
– Именно господин, - подхватил майор.
– Не грузин, не русский, похоже - иностранец.
Человек, смотревший на Нащокина с фото, нес свою старость легко, жизнерадостно. Приветливое, пухлое, без морщин лицо, живые глаза. Взбитая волна седых волос. Узкий галстук, воротничок с тупыми концами, тоже по последней моде.
– У нас пока только молодежь так одевается, - думал вслух Нащокин.
– Пожилые отстали от моды. Кто же он? Резидент, с которым у них назначена встреча? Сотрудник какого-нибудь посольства?
–
– Три экземпляра. Очень, очень странно.
– Типичный англосакс, - продолжал Нащокин.
– Англичанин или американец.
– Если агент идет на связь, - произнес майор, - ему обыкновенно не дают с собой портретов. Это опасно. Агент в памяти должен держать. Выходит, не для себя взяли, передать кому-то велено.
– Зачем?
Ахметели развел руками.
Нащокин встал. Майор удержал его. Любопытный документ, тоже из их багажа.
«Арсен Давиташвили» - бросилось в глаза Нащокину. Да, на фотокопии черным по белому стояла подпись Арсена, знатного чабана. «Мой дом всегда открыт», - прочел подполковник. Русские буквы Арсен вывел крупно, почти по печатному. Может быть, другой Арсен? Однофамилец?
– Нет, этот, - сказал Ахметели.
– Из Сакуртало. Роман Игнатьевич, я прошу совета. Как коммунист у коммуниста.
Арсен, старый друг Арсен! У Нащокина защемило сердце. Но нет, не может быть, чтобы он изменил! Это фальшивка, провокация…
– Почерк его. Обратите внимание на число. Тогда у Арсена гостил Мурадов.
Ах, да, Мурадов, из Средней Азии. Бывший контрабандист, приезжавший навестить родные места. Чабан не скрывал это. И документы у Мурадова были, помнится, в порядке.
– Мурадов гостил еще у двоих, - молвил Ахметели.
– Бахтадзе, Шахназаров… Вот их личные дела. Роман Игнатьевич, самый важный сейчас вопрос не личность врага. Враг есть враг, не правда? Самое важное - наш человек, его честь.
Ахметели, конечно, прав. Хорошо, красиво произнес он это слово - «честь». Он прав, наступает очень серьезный момент поиска. Нелегко лезть по камнепаду, гнаться по следу.
Но трудно и сейчас, в этом кабинете, выходящем окнами на гору Давида, на корону парковых огней, уже увенчавших ее вершину. Ничто не грозит здесь - ни выстрел врага, ни ярость горного потока. А все-таки трудно сейчас. Многое зависит от того, что будет сейчас решено.
Шахназаров, Бахтадзе, чабан Арсен - кто они? Изменники или друзья, готовые завершить поиск? Честные люди, которым нужно раскрыть все карты, как союзникам? Ведь лазутчики явятся к ним. Для того и взяли с собой копии писем, чтобы напомнить, припугнуть.
– Тех я не знаю, - проговорил Нащокин, - а что касается Арсена…
Неужели Арсен изменник! Ему можно поставить в вину и неудачу первых дней поиска и то, что о письме стало известно только теперь, не от него самого. Арсен - враг! И работа его и дружба с пограничниками - одно притворство!
– Кому тогда верить, Вахтанг! Не укладывается в сознании… Но как же понять письма?
Арестованный, называющий себя Хасаном, и его спутники были посланы к завербованным. Это же ясно!
Ахметели кивнул. Да, он не один день ломал голову. Нащокин удивился бы, если бы позавчера, например, заглянул на допрос. Ахметели беседовал с арестованным о сельском хозяйстве. Об уходе за овцами, о стрижке, о способах улучшить качество шерсти. Надо было видеть, как он оживился! Он крестьянин. Понятно, о наших методах труда, о нашей технике - ни бельмеса. Все его познания из собственного единоличного опыта. Ахметели видел, слушая его, глинобитный дом в Турции, тощее поле с оградой из вывороченных камней, скрипучий карасапан - деревянный плуг с железным сошником, придуманный еще во времена Византийской империи.
– Крестьянин! Вот что существенно, генацвале! Представьте себе, приходит такой Хасан к Арсену. Арсен же лучше его живет, неизмеримо лучше. Против своих не пойдет. Положение у гостя плохое. Показать свое лицо хозяину опасно. Возвращаться ни с чем тоже худо, деньги терять не хочет. Мужицкий ум соображает…
– Обманывают своих!
– воспрянул Нащокин и с облегчением засмеялся.
– А что, неправ я?
– Нет, почему же… Вполне вероятно.
– В том и суть, генацвале.
«Молодец, Вахтанг, - подумал Нащокин.
– Вот он каков! Встретишь его на проспекте Руставели вечером - в костюме из чесучи, в сандалиях, начищенных до зеркального блеска. С ним компания хохочущих приятелей. Кажется, нет беспечнее человека, чем Вахтанг Ахметели».
– Значит, Арсен будет ждать гостей, - сказал Нащокин.
– Пусть сидит на кочевке.
– Да, - кивнул Ахметели.
– Пускай сидит. А вы… не спугните гостей.
Поиск продолжается. Но он примет теперь другие формы, не столь явные. Как только лазутчики сочтут себя в безопасности, они вылезут наружу, толкнутся к Арсену, к другим… Конечно, в принятом решении есть доля риска. Но возможна ли борьба без риска? И не требует ли она подчас и подвигов совести, мужества в доверии?
Так думал Нащокин, шагая по проспекту, мимо слепящих витрин, в веселой толпе гуляющих. Над подъездом кинотеатра загоралась и гасла узорчатая вязь грузинских букв, красные, синие, зеленые отсветы падали на асфальт.
15
Три дня спустя Ахметели разрушил и вторую легенду арестованного. Лазутчик заявил, что вместе с ним границу перешли Иса Мурадов и Рифат Эрдоган. Сделав это признание, он, жалобно вопя, стал просить прощения у аллаха, которому поклялся не открывать правду неверным.