Тропа Журавушки

Крич Шарон

Мама и папа ошеломленно смотрели на меня. Мама пролепетала:

— Цинни, ты никогда нам не говорила... ты никогда нам ничего не говорила...

— А вы пытались спросить, что не так?!

Они отшатнулись, словно я окатила их ведром холодной воды. Я сказала ужасную вещь, и я должна была бы чувствовать себя отвратительно; но мне было не до того. Мысли метались в моей голове, как рыба, попавшая в сети.

— Но тебя никогда не бывало дома. Ты всегда была с Джесси, ты всем делилась

с ней... — прошептала мама.

Я даже не дала ей договорить. Я рвалась в наступление:

— А на тропе все только мое: и деревья, и трава, и цветы, и воздух. Тетя Джесси всегда говорила, без гиацинтов никак...

— Что все это значит? — не понял папа.

— Она про любимую вышивку Джесси, — устало проговорила мама. Она очень любила тетю и тяжело переживала ее смерть, но ей было не по душе, что для меня авторитет тети выше их с папой.

— Не понимаю, — сказал папа.

— Ну ту, что с гиацинтами. Джесси там вышила: «Человеку нужен хлеб, чтобы насыщать тело, и гиацинты, чтобы питать душу».

Эта вышивка как воочию возникла перед моими глазами. Надпись была пущена крестиком по самому низу, под картинками: батон хлеба, цветущий стебель гиацинта, и над ними рука — здоровая такая рука. От нее у меня мурашки шли по коже. Тетя Джесси говорила, это «длань Господня».

И тут же на ум пришли слова тети Джесси. Она любила их повторять: «Бог дал — Бог взял». Я моментально представляла себе руку с ее вышивки. Рука протягивала хлеб и гиацинты — и тут же отбирала назад. Я поежилась.

— Где та вышивка? — заинтересовался папа.

— Цинни положила ее Джесси в гроб, помнишь?

— Ах да. — Папа забарабанил пальцами по столу. — Цинни, вся эта твоя затея — она ведь связана каким-то образом с тетей Джесси, да?

— Не понимаю, о чем ты, — притворилась я.

— Нам всем ее не хватает. Но там ты ее не найдешь... И тут мама меня поразила:

— А вдруг найдет? Может, Цинни действительно надо немного побыть одной.

Тут к нам ворвался Уилл и торжествующе протянул маме четыре яйца. За ним бежал Бен:

— Отдай! Отдай!

— Мам, Бен хотел зарыть эти яйца на грядке! — наябедничал Уилл.

— Бен, это правда? — удивилась мама.

— Угу.

— Можешь объяснить, зачем? Бен покраснел:

— Для опыта. Я хотел посмотреть, что из них вырастет. Уилл покатился со смеху:

— Слышали? Он и правда думает, если посадить яйца, из них вырастут цыплята!

— Не обязательно цыплята, — поправил Бен. — Может, цыпкорий.

— Какой еще цыпкорий? — поразился папа.

— Эй, обо мне совсем забыли? — вмешалась я. — Тропа. Палатка. Цинни. Припоминаете?

С крыльца донесся бешеный стук и вопли дяди Нэта:

— Не

уйдешь! Чтоб ты сдохла!

Мы выскочили наружу. Дядя Нэт избивал моток веревки.

Я смотрела на дядю и не знала, чего мне хочется больше — обнять его или ударить. Хотелось закричать что было сил: «Я тоже ее люблю! Мне тоже плохо!»

И тут папа сказал:

— Ладно, Цинни, договорились.

— Вы разрешаете мне пожить в лесу?!

— Да нет же. Нам надо подумать. Дай нам пару дней. Сейчас мы не готовы сказать ни да, ни нет.

Воспользовавшись суматохой, к грядкам крался Бен, прижимая к груди четыре яйца. Я подошла к дяде Нэту и коснулась его плеча:

— Думаю, хватит. Ты забил ее до смерти.

26. Сборы

Три дня спустя, когда я уже решила, что родители напрочь позабыли о моей просьбе и пора им о ней напомнить, они сами позвали меня и сообщили свое решение. Я могу идти! Я чуть с крыльца не упала. Правда, мне пришлось согласиться на их условия:

1. Они проверят все, что я соберу с собой, и проследят, чтобы я не забыла фонарик, спички, нож и аптечку с противоядием.

2. Я должна решить, что мне понадобится из еды, и купить все сама. Денег они дадут.

3. Я обещаю ничего не натворить.

4. Каждые семь дней я буду показываться дома, чтобы они убедились, что я все еще жива. (Тут мне удалось выторговать три лишних дня. )

5. Если меня съест медведь, я оставлю прощальную записку. (Очень смешно. )

* * *

Два дня ушло на сборы. Сначала я составила список всего необходимого и даже загордилась: как мало мне, оказывается, надо, чтобы выжить среди дикой природы. Но родители заставили меня вписать кучу вещей.

— А как же вода? — удивилась Бонни. — Что ты будешь пить?

— Ты права, — согласилась я, водя ручкой по бумаге.

— Еще фрукты и овощи, — добавила мама. — Нельзя питаться одними консервами.

Я послушно вписала: «фрукты и овощи».

— И спальный мешок, — сказал папа. — Нельзя спать на голой земле. Вдруг похолодает?

— И палатку, — решила мама. — Или хотя бы кусок брезента, чтобы укрыться от дождя.

«Один спальный мешок, один кусок брезента».

От лампы я отказалась: у меня и так будет фонарик. И от керосинки тоже: столько мне не дотащить. Пришлось, правда, добавить смену одежды. Это Гретхен принялась возмущаться, что нельзя десять дней ходить в одном и том же.

— Как, по-твоему, жили первопроходцы? — язвительно спросила я. — Таскали за собой чемодан с чистыми сорочками?

— Несомненно, — вздернула нос Гретхен.