Тропа Журавушки
Шрифт:
— А ты что тут делаешь?
— Черт...
— Ты что, следил за мной?
— Черт...
— Это все ты, да? Ты притащил мне мыло, кружку и открывалку, да? — Все шло не так. Не то я хотела сказать.
— Черт...
— Кроме как «черт», сказать нечего? С какой стати ты за мной следишь?
— Черт... Цинни, не слежу я за тобой. Ну, присматриваю...
— Ни к чему за мной присматривать!
Что я такое говорю? В глубине души я была счастлива, что он так обо мне заботится, что принес все вещи, о которых я забыла, — и все же бесилась как бык. Зачем
— И куда ты направился, интересно знать?
— Черт... Тут можно срезать к старой дороге, я там бросил грузовик.
— Ну так давай, вали. Я тебя не держу.
— Давай подброшу домой.
— Нет уж, пройдусь. По тропе. Моей, кстати, тропе.
— Каменное у тебя сердце, Цинни Тейлор. — И он так рванул меня к себе, что я чуть не упала.
Внезапно он показался мне таким высоким. Его рубашка пахла хвоей. По шее стекали тонкие струйки пота. Рот сам собой закрылся. Стоять бы так вечность, молча, и пусть время замрет на месте. Джейк мягко взял мое лицо в свои ладони, наклонился и поцеловал меня. Прямо в губы. Я почувствовала себя невесомой, вот-вот взлечу. Но не успела я моргнуть, он уже уходил прочь, крикнув напоследок:
— Теперь тебе хоть будет из-за чего злиться!
Я окаменела. А когда наконец обрела дар речи, меня переполнили сотни чувств одновременно, и я не знала, что делать.
— Гад! — закричала я. — Слышишь, ты, гад ползучий! — М-да. Иногда я бываю такой дурой. Никакой он не гад. Хоть бы он меня не слышал.
Я ускорила шаг, пронеслась через Детский Мизинчик и Воронью пустошь, миновала половину тропы Девы... и встала как вкопанная. Вот она, поляна, где я ломала забор и укладывала плиты.
— Вот черт! — вырвалось у меня. Кто-то починил ограду и повесил табличку: «Частная собственность».
Каменная тропа по-прежнему бежала через поляну. Загон пустовал. Кусачки остались далеко в лагере. Я слегка разогнула проволоку и пролезла под ней; позже придется придумать что-то понадежней. Если надо, я снова снесу забор. «Частная собственность»? Как бы не так. Они что, не знают, что дорога общественная? Я уже не помнила, кто мне об этом сказал — не сама ли я все выдумала? — а, какая разница.
Чуть дальше я вновь остановилась, чтобы проверить тайник, где когда-то нашла медальон и прятала кольцо. По-прежнему пусто.
Больше я не останавливалась. Вот она, ферма! Я смотрела на нее совершенно новыми глазами, узнавая и не узнавая. Чудесный длиннющий амбар с забавными арочными дверями, восхитительно зеленая трава, горделивые деревья. Милый, милый дом на лужайке, ветви старого дуба тянутся к моему окну. Замечательный, маленький, замкнутый мир.
Солнце едва встало, и я решила проведать Копушу. Накопала у ручья червей, и черепаха вылезла изпод нависшего камня, словно унюхав угощение. Я разложила червей на зеленом листе и немного подождала. Медленно, сантиметр за сантиметром, Копуша ползла к червям, а за ней спешила вторая черепаха, покрупнее.
Пора домой.
Я поднялась на крыльцо и вошла в кухню. Ни души. Ни звука. Дверь на половину дяди Нэта была прикрыта. Спальня родителей пустовала. Дверь в комнату братьев стояла нараспашку. Все трое еще крепко спали. Или притворялись, что спят? Я пощекотала пятку Бена, торчавшую из-под одеяла. Он забормотал во сне и дернул ногой, будто отгоняя муху. В соседней комнате спали сестры. Моя кровать была занята. На подушке лежала растрепанная темноволосая голова.
Не такого приема я ждала.
31. Чертово тело
Я примостилась на краешке кровати Бонни. Та приподняла голову, сонно моргнула и пробормотала:
— А, это ты? Привет.
— Куда подевались мама с папой?
— А? Их разве нет? Наверное, папа на работе. Что-то у них там стряслось. А мама сидит с дядей Нэтом.
— Зачем? Бонни зевнула:
— Дай наконец поспать. Ты что, не в курсе?
— Нет, а чего?
— Дядя Нэт лежит в постели. Угадай, что с ним. Я похолодела:
— Что?
— Танцевал буги-вуги и рухнул на месте.
— Что с ним? Он в больнице?
— Да нет, дома. Говорит, скорее застрелится, чем ляжет в больницу.
— Я пойду к нему, — решила я. — Да, Бонни, а кто это в моей постели?
— Джуни. Тише, не разбуди ее.
Я понятия не имела, кто такая Джуни, но она явно чувствовала себя как дома. И мне снова почудилось, что в постели спит Цинни, а я — не она, я чужая. Вновь по телу пробежали мурашки.
Я прошла на половину дяди Нэта и заглянула в спальню. Мама дремала на стуле у постели. Дядя Нэт лежал на спине, стиснув палку, и глаза его были широко открыты. Больно было видеть его таким. Прикованным к кровати.
— Тсс, — приложил он палец к губам. Но мама уже встрепенулась.
— Цинни! — Она вскочила со стула и прижала меня к себе. — Я так и знала, что ты справишься. И сдержишь слово. Ты обязательно все нам расскажешь, только попозже, ладно? Присядь. Побудешь с Нэтом, пока я готовлю завтрак?
А я стояла как пень. Я помнила маму совсем другой. Разве раньше ее волосы кудрявились у висков? И откуда взялись гусиные лапки в уголках глаз?
От двери она обернулась вновь:
— Я так и знала, что ты справишься. Всегда знала.
Я присела на край постели:
— Помочь тебе встать?
— Не могу.
— Как это?
— Тело не слушается.
— Ногу сломал?
— Чертова нога! Чертово сердце! Чертово тело!
— Что с твоим сердцем?
— Так и скачет.
Мама просунула голову в дверь:
— Цинни, его нельзя волновать. У него чуть что сердце схватывает. Посидите тихо, я мигом.
— Тыковка, — прошептал дядя Нэт, подзывая меня наклониться.
— Что?
— Я хочу умереть.
— Замолчи! Все будет хорошо. Ты поправишься.