Тропа Журавушки

Крич Шарон

— А ты что тут делаешь?

— Черт...

— Ты что, следил за мной?

— Черт...

— Это все ты, да? Ты притащил мне мыло, кружку и открывалку, да? — Все шло не так. Не то я хотела сказать.

— Черт...

— Кроме как «черт», сказать нечего? С какой стати ты за мной следишь?

— Черт... Цинни, не слежу я за тобой. Ну, присматриваю...

— Ни к чему за мной присматривать!

Что я такое говорю? В глубине души я была счастлива, что он так обо мне заботится, что принес все вещи, о которых я забыла, — и все же бесилась как бык. Зачем

он только влез? Я должна была все делать сама. Почему непременно сама, я не знала и оттого бесилась еще сильнее. И вновь накинулась на Джейка:

— И куда ты направился, интересно знать?

— Черт... Тут можно срезать к старой дороге, я там бросил грузовик.

— Ну так давай, вали. Я тебя не держу.

— Давай подброшу домой.

— Нет уж, пройдусь. По тропе. Моей, кстати, тропе.

— Каменное у тебя сердце, Цинни Тейлор. — И он так рванул меня к себе, что я чуть не упала.

Внезапно он показался мне таким высоким. Его рубашка пахла хвоей. По шее стекали тонкие струйки пота. Рот сам собой закрылся. Стоять бы так вечность, молча, и пусть время замрет на месте. Джейк мягко взял мое лицо в свои ладони, наклонился и поцеловал меня. Прямо в губы. Я почувствовала себя невесомой, вот-вот взлечу. Но не успела я моргнуть, он уже уходил прочь, крикнув напоследок:

— Теперь тебе хоть будет из-за чего злиться!

Я окаменела. А когда наконец обрела дар речи, меня переполнили сотни чувств одновременно, и я не знала, что делать.

— Гад! — закричала я. — Слышишь, ты, гад ползучий! — М-да. Иногда я бываю такой дурой. Никакой он не гад. Хоть бы он меня не слышал.

Я ускорила шаг, пронеслась через Детский Мизинчик и Воронью пустошь, миновала половину тропы Девы... и встала как вкопанная. Вот она, поляна, где я ломала забор и укладывала плиты.

— Вот черт! — вырвалось у меня. Кто-то починил ограду и повесил табличку: «Частная собственность».

Каменная тропа по-прежнему бежала через поляну. Загон пустовал. Кусачки остались далеко в лагере. Я слегка разогнула проволоку и пролезла под ней; позже придется придумать что-то понадежней. Если надо, я снова снесу забор. «Частная собственность»? Как бы не так. Они что, не знают, что дорога общественная? Я уже не помнила, кто мне об этом сказал — не сама ли я все выдумала? — а, какая разница.

Чуть дальше я вновь остановилась, чтобы проверить тайник, где когда-то нашла медальон и прятала кольцо. По-прежнему пусто.

Больше я не останавливалась. Вот она, ферма! Я смотрела на нее совершенно новыми глазами, узнавая и не узнавая. Чудесный длиннющий амбар с забавными арочными дверями, восхитительно зеленая трава, горделивые деревья. Милый, милый дом на лужайке, ветви старого дуба тянутся к моему окну. Замечательный, маленький, замкнутый мир.

Солнце едва встало, и я решила проведать Копушу. Накопала у ручья червей, и черепаха вылезла изпод нависшего камня, словно унюхав угощение. Я разложила червей на зеленом листе и немного подождала. Медленно, сантиметр за сантиметром, Копуша ползла к червям, а за ней спешила вторая черепаха, покрупнее.

Пора домой.

Неожиданно я занервничала, чувствуя себя чужаком, который вторгся в этот замкнутый мир. В доме стояла непонятная тишина. Может, меня ждут? Готовят сюрприз?

Я поднялась на крыльцо и вошла в кухню. Ни души. Ни звука. Дверь на половину дяди Нэта была прикрыта. Спальня родителей пустовала. Дверь в комнату братьев стояла нараспашку. Все трое еще крепко спали. Или притворялись, что спят? Я пощекотала пятку Бена, торчавшую из-под одеяла. Он забормотал во сне и дернул ногой, будто отгоняя муху. В соседней комнате спали сестры. Моя кровать была занята. На подушке лежала растрепанная темноволосая голова.

Не такого приема я ждала.

31. Чертово тело

Я примостилась на краешке кровати Бонни. Та приподняла голову, сонно моргнула и пробормотала:

— А, это ты? Привет.

— Куда подевались мама с папой?

— А? Их разве нет? Наверное, папа на работе. Что-то у них там стряслось. А мама сидит с дядей Нэтом.

— Зачем? Бонни зевнула:

— Дай наконец поспать. Ты что, не в курсе?

— Нет, а чего?

— Дядя Нэт лежит в постели. Угадай, что с ним. Я похолодела:

— Что?

— Танцевал буги-вуги и рухнул на месте.

— Что с ним? Он в больнице?

— Да нет, дома. Говорит, скорее застрелится, чем ляжет в больницу.

— Я пойду к нему, — решила я. — Да, Бонни, а кто это в моей постели?

— Джуни. Тише, не разбуди ее.

Я понятия не имела, кто такая Джуни, но она явно чувствовала себя как дома. И мне снова почудилось, что в постели спит Цинни, а я — не она, я чужая. Вновь по телу пробежали мурашки.

Я прошла на половину дяди Нэта и заглянула в спальню. Мама дремала на стуле у постели. Дядя Нэт лежал на спине, стиснув палку, и глаза его были широко открыты. Больно было видеть его таким. Прикованным к кровати.

— Тсс, — приложил он палец к губам. Но мама уже встрепенулась.

— Цинни! — Она вскочила со стула и прижала меня к себе. — Я так и знала, что ты справишься. И сдержишь слово. Ты обязательно все нам расскажешь, только попозже, ладно? Присядь. Побудешь с Нэтом, пока я готовлю завтрак?

А я стояла как пень. Я помнила маму совсем другой. Разве раньше ее волосы кудрявились у висков? И откуда взялись гусиные лапки в уголках глаз?

От двери она обернулась вновь:

— Я так и знала, что ты справишься. Всегда знала.

Я присела на край постели:

— Помочь тебе встать?

— Не могу.

— Как это?

— Тело не слушается.

— Ногу сломал?

— Чертова нога! Чертово сердце! Чертово тело!

— Что с твоим сердцем?

— Так и скачет.

Мама просунула голову в дверь:

— Цинни, его нельзя волновать. У него чуть что сердце схватывает. Посидите тихо, я мигом.

— Тыковка, — прошептал дядя Нэт, подзывая меня наклониться.

— Что?

— Я хочу умереть.

— Замолчи! Все будет хорошо. Ты поправишься.