Тропами Кориолиса. В подворотнях темной ночи
Шрифт:
–Что это? – встревоженно произнес Ланге.
–Не знаю… – в несвойственной для него неуверенной манере ответил Портной.
На светлой приоткрытой деревянной двери жирной черно-красной краской был небрежно начерчен незнакомый им знак в виде круга и двумя горизонтальными линиями по центру.
–Может, это знак тревоги какой? Чтобы мы знали, что жители Вильямартина были вынуждены покинуть это место. Не помнишь, среди опознавательных знаков Пальмиры есть такой? – поинтересовался Портной и попытался отковырнуть ножом кусочек жирной краски от двери.
–Может, и есть… – выхватил кусочек краски из руки товарища Ланге. Затем достал из кармана рюкзака зажигалку, щелкнул колесиком кремния и поднес эту темную субстанцию к огню. – Но я не уверен, что их рисуют смесью
–О, Боже! – вырвалось у Портного. Он был уверен в словах Ганса. Тот наверняка знал, о чем говорит. Масса плавилась, капая и утопая в белом снегу, а темно-красные вкрапления слегка вспыхивали и падали вниз, словно раскаленные осколки золы, вылетающие из печного поддувала. Даже Портной это знал – мазут так не горит.
–Видимо, тот, кто нарисовал этот знак, хотел, чтобы он продержался здесь как можно дольше. В крови присутствует сильный окрашивающий пигмент, а смола – это неплохой связующий элемент. Плюс ко всему, насколько я помню, это дверь дома главы поселения – Адриана Бриора. Это своего рода послание. Только что оно означает?..
В самом доме следов борьбы или насилия обнаружить не удалось. Но тот кровавый знак на двери не оставлял их в покое. От него прямо разило тревогой и жестокостью.
Пройдясь по улицам провинции, друзьям удалось встретить еще несколько таких знаков, оставленных на дверях помещений. Оставалось проверить лишь убежище, которое располагалось в северо-западной части города – в цокольном этаже госпиталя.
Последняя надежда на то, что в этом месте остался хоть кто-то, кто смог бы объяснить исчезновение жителей целого поселения, улетучилась вместе со сквозняком, стремящимся в распахнутую настежь дверь в убежище.
–В общем, план такой, – повернувшись к Гансу, начал Портной, – мы спускаемся вниз и пережидаем здесь «Сумеречную Ярость», затем возвращаемся в Западную Пальмиру и все рассказываем сеньору Раулю Маноло. Но перед тем надо проверить, есть ли в убежище припасы и топливо для генераторов, иначе мы окочуримся еще до начала бури.
–А вдруг на дверях Пальмиры тоже появился этот знак? – едва сдерживал эмоции Ланге.
Портной тяжело выдохнул, но отвечать на вопрос не стал. Для предположений и гипотез у них была впереди целая неделя. Сейчас важнее всего было отыскать все необходимое для того, чтобы благополучно пережить это время. Затем уже шло все остальное.
До начала бури оставалось каких-то пару дней. Примерно в этот момент жители поселений и спускались в убежище. Но этот раз отличался от остальных. Легкий ветерок потихоньку разгонял переметы на дорогах тихого Вильямартина, заводя свой грустный сонет в честь онемевших улиц. Однако крайне опасно было вслушиваться в строки этого сладкоголосого выскочки. Нужно было готовиться к истинному, беспощадному слогу чтеца под названием «Сумеречная Ярость». И, несмотря ни на что, парни не унывали. Перед ними стояла важная и сложная задача подготовки. Приятным сюрпризом оказалось то, что генераторы в убежище были заправлены под завязку, а рядом с установками оказалось несколько запасных бочек с вязким от холода топливом. Это говорило о том, что местные жители подготавливали убежище к приходу стихии. Вероятно, причина их ухода или же таинственного исчезновения крылась вовсе не в дефиците топлива или ресурсов. Хотя еду пришлось все-таки поискать. Покопавшись во владениях пропавших хозяев, они нашли пару узелков строганины, болтающихся на бельевой веревке, несколько банок с соленьями в подвале небольшого домика и мешок с сухарями. Этого было достаточно, чтобы пережить бурю.
Разогнав генераторы на полную катушку, Портной и Ганс замкнули дверь изнутри, приготовившись к приходу сурового сезона.
По мере приближения бури ветры становились все сильнее. Утренний свет, украдкой показавший свое присутствие, вновь сменила тьма и холод. Столбик термометра в этот период падал до -90°С и даже ниже. А из-за сильных ветров они ощущались и вовсе, как абсолютный ноль. Те немногие, кому повезло, кто успел сбежать и скрыться от бури в каком-то подвале или убежище, рассказывали,
Так уходила ночь. Так она прощалась со своими замерзшими, заблудшими детьми, потерявшимися и покинутыми на этой погибающей планете. Она, возможно, хотела, наконец, прекратить их страдания, избавить от ложных надежд, обнять, приласкать и забрать с собой, отныне и во веки веков.
Связаться с Западной Пальмирой по радиосвязи не получалось. С другими заселенными городами и провинциями, с которыми стараниями отважной исследовательской экспедицией под названием «Искатели Света Пальмиры» удалось наладить радиокоммуникации, также выйти на связь не вышло. Отовсюду доносилось лишь траурное урчание радиошума. Ганс, помогающий в свое время разрабатывать схему коммуникационных вышек, предположил две возможные причины, по которым в ответ на их «Прием!» никто не отзывался. Первую он назвал «Зоной покрытия радиовышек». Та была достаточно узкой. Из-за горной местности она сильно ограничивалась, захватывая область в пределах 15-20 километров. От Вильямартина до Западной Пальмиры было больше 50 километров. И если хотя бы одна из вышек не работала, ждать обратной связи было бесполезно. Второй причиной оказалась возможность обрушения или поломки вышки от сильного ветра. Однако в данном случае включалась резервная вышка, также выстроенная в пределах селения. Возможность обрушения обеих укрепленных вышек была очень маловероятна. Такого еще никогда не случалось. Сознание сопротивлялось, отказываясь верить в совпадение с исчезновением людей и поломкой вышек. Но, в любом случае, самой страшной причиной, которую Ланге не называл, оставалась самая очевидная – отсутствие оператора на месте приема сигнала. Оператор покидал свое место только в одном случае – когда его сменял другой. Таковы были правила. Таков был закон.
На вторые сутки «Сумеречной Ярости» друзья стали свидетелями очередного загадочного события. Дремлющий у теплого генератора Рыжий иногда недовольно похрапывал. Своей болтовней они мешали ему спать. Казалось, это единственное, что могло потревожить зверя. Но нет. Неожиданно пес вскочил и беспокойно взвыл. «Вуф-Вуф!..» – протянул он, стряхнув со своей дрожащей худой спины покрывало, которым заботливо прикрыл его хозяин, чтобы тот не замерз.
–Ладно-ладно, мы больше не будем тебе мешать, дружище! – отшутился Ланге.
–Тихо! Помолчи, Ганс… – прислушиваясь к тишине, попросил его Портной. Он знал, что Рыжий не будет без причины выть на Луну или лаять, словно вредная мелкая шавка, впечатленная кошмарным сном про котов-убийц или тараканов-ниндзя. Это был взрослый и спокойный пес, история породы которого уходит за пределы двух тысячелетий. – Рыжий не стал бы просто так лаять. Потуши свет! – попросил он Ланге.
Ганс без промедления исполнил волю товарища и подошел к входу.
–Может, учуял чего? – дернулся он к занавеске, которая прикрывала окно входной двери.
–Стой! – подбежал к нему Портной и ударил по руке.
–Ты чего? Больно же! – потирая место удара, возмутился тот.
Рыжий снова залаял. Портной прижал его к себе, успокаивая его и поглаживая по голове. Пес перестал лаять, но продолжал озабоченно поскуливать.
–Там кто-то есть, – прошептал Портной.
–Где есть? О чем это ты? – развел руками Ганс.
–За дверью, балбес! Тащи одеяло! Быстро! Рыжий так не успокоится, – поторопил он друга. – Неугомонный пес, – переключился он на животное. Пес вновь собирался завести свою громкую предупреждающую песнь.