Тропами Кориолиса. В подворотнях темной ночи
Шрифт:
Ланге быстро притащил плед и накрыл им собаку. Тот, наконец, притих. Но тишина оказалась лживой мерзавкой, приласкавшей их слух лишь на мгновение. Ведь через миг ее сладкий шепот сменился утробным рычанием, отразившимся в дребезжании стен и металлических генераторов. Это было похоже на отголоски низкомагнитудных толчков или же движение каравана, состоящее из тяжелого гусеничного транспорта. Затем беспокойный рокот стих. Но это был не конец. В следующий момент за окном вдруг послышалось шуршанье и хруст снега, сминающегося под чьей-то уверенной поступью. Некто, находящийся снаружи в самый разгар бури, смахнул налипший на окне снег и прислонился к стеклу, пытаясь вглядеться в темноту. Сквозь едва просвечивающуюся мешковатую ткань было
–Может, это какие спасатели? – прошептал Ланге.
–Черта с два! – выдал Портной. – Они могут быть кем угодно. Мы не станем этого выяснять, ясно?
Друзья знали, что этот новый мир полон опасностей со стороны как диких зверей, так и людей. И если животное просто пытается найти себе пищу, чтобы выжить, то человек не упустит возможности воспользоваться всеми благами анархии и просто насладиться безнаказанностью, просто так, ради забавы ненадолго слететь с катушек. Отторжение каких бы то ни было норм, мародерство, тяга к жестокости, саморасправе и другие отголоски неконтролируемой социопатии процветали в полной мере. Они, словно чума, преследующая кризис, распространялись с бешеной скоростью, развивались и трансформировались в невообразимые формы – гибриды глупости и жестокости.
«Что ты тут высматриваешь, брат?» – послышался из-за двери глухой, грубый мужской голос, произнесенный будто кем-то в противогазе. Человек, вглядывающийся в окно, повернулся к обратившемуся к нему мужчине и ответил: «Да черт его знает, брат!.. Может, от бури уже крышу сносит. Показалось, что лай собачий слышал!» – добавил он и вновь прислонился к окну. «А ну, дай-ка я гляну», – поменялись местами неизвестные. Второй на секунду прислонился к окну, затем несколько раз подергал ручку двери и сказал: «Странно! Я же лично проверял это место перед тем, как отправиться на восток. Дверь была открытой. Мы ведь не оставляем их запертыми, верно?.. Нам же не нужно, чтобы сюда кто-то вернулся? – задал наводящий вопрос второй. Первый, вероятно, одобрительно кивнул. – Вот и я так думаю, – продолжил тот. – Да и ладно. От ветра, наверное, захлопнулась. Вряд ли собака умеет замыкаться изнутри! – расхохотался он. – Ты давай, это, поставь нашу метку – и погнали дальше. Впереди еще много таких загонов с собаками!» – злобно проговорил он. Тот, который первым заинтересовался убежищем, открыл банку с краской, болтающуюся на поясе. Под днищем жестяной банки находился отсек с отверстиями, где устанавливалась горящая спиртовка, разогревающая черно-красную смесь. Открутив крышку, он вынул плавающую в краске кисточку и начертил на окне круг с двумя горизонтальными полосками. Капли горячей смеси, стекающей по окну, быстро поддались холоду и застыли, оставив зловещий оттиск не только на поверхности стекла, но и в душе друзей, прячущихся по другую сторону двери.
Портной и Ланге терпеливо ждали окончания бури. Теперь они чувствовали всеми фибрами души и считали своим священным долгом, что нужно посетить все заселенные города и провинции, расположенные по пути в Западную Пальмиру. Им не терпелось добраться до дома и узнать, постигло ли их родные земли то же загадочное опустение или же нет – пронесло. Дни до окончания бури тянулись, словно тот стекающий по стеклу остывающий мазут, которым был начертан странный символ. Ничего не хотелось делать. Все буквально валилось из рук. Но Портной и Ганс были скованы одной нерушимой цепью, которую природа повесила на внешнюю сторону двери и скрепила огромным замком, выбросив впоследствии ключ – Сумеречной Яростью, покоряющуюся только времени и первому лучу Солнца.
И вот настал тот день, когда буря стихла, оставив за собой дремлющие сугробы снега, мирно облокотившиеся о стены домов. Тяжелая грозовая туча ушла на восток, освободив место для теплого Солнца, которое вот-вот собиралось показать свою макушку.
Выбравшись из-под высокого
Дорога до Западной Пальмиры заняла достаточно много времени. Альгодоналес, Лос Вильялонес и Арриате также оказались безлюдными. И, что самое страшное, на дверях некоторых домов парни обнаружили тот же самый таинственный знак – круг с двумя горизонтальными полосками, – оставленный загадочными людьми, свободно разгуливающими под колючим небом «Сумеречной Ярости».
До Пальмиры оставались считанные километры. И эти километры оказались для друзей самыми тягостными в их жизни.
Глава 2
1
Город Ронда стал причалом для многих скитающихся после полной остановки Земли бродяг. Некогда цветущий гранатовый рай превратился в настоящую колыбель для тех несчастных, кто уже перестал верить в будущее. Большинство из них и вовсе позабыли это доброе слово. Уж слишком много страдания и потерь выпало на участь выживших. Жизнь тянется к жизни, и инстинкт вел человека туда, где он еще мог ощутить тепло и разделить свою печаль с другими. И для того, чтобы замерзший и уставший странник не заблудился на умирающих землях нового континента, уцелевшие жители Ронды установили поверх выполненной в ренессансной манере колокольни католической церкви Святой Марии пламенеющий маяк, который своим ярким синим светом манил каждого, кто проходил неподалеку. Этот маяк, а впоследствии и само поселение, назвали Западной Пальмирой, чей свет готов обогреть каждого нуждающегося. По крайней мере, так было раньше.
Испания – единственная из стран Европы – не ушла под воды Северного Полярного океана, но ее берега также изменили свои лазурные очертания. Теперь Ронда – это южное побережье Испании, а стены домов, что в течение многих эпох, словно мох, покрывали скалу, где расположился Сьюдад – это лагерь для множества выживших.
Обычно на входе в заселенную часть города, у моста Пуэнто Нуэво, нависшего над стометровой глубины ущельем Тахо, соединяющего старый Сьюдад и новый Меркадильо, где теперь расположился контрольно-пропускной пункт, скапливалась целая куча народа: жители Пальмиры, которые находились в вылазке, вновь прибывшие скитальцы, бродяги, торговцы, а также аферисты, воры и сироты. Яркий синий свет маяка Западной Пальмиры по-прежнему непрестанно сиял, но в этот раз будто ни для кого.
Для вернувшихся с вылазки Портного и Ланге это был судьбоносный момент. Вот-вот друзья должны были получить ответ на вопрос – конец это или нет? Да, маяк сияет! Да, ворота закрыты! Да, на них нет этого зловещего знака! Но тишина… опять тишина. «О чем же она молчит? – думал Портной. Приблизившись к мощным пятиметровым деревянным воротам, возведенным на месте КПП, он постучал в дверной молоток. В ответ никто не отозвался. Переглянувшись с Гансом, Портной вновь постучал в дверь, но на этот раз громче, сопроводив свистом с последующей фразой: «Эй! Постовой! Открывай ворота! Свои!»
Неожиданно, когда свеча надежды уже начинала коптить, через передаточный лоток ему по всем канонам местного гостеприимства были предложены карандаш и бумага, где он мог написать либо кодовое слово, любо кто он такой и зачем пришел. «Ура!» – взвизгнул Ланге и обнял Рыжего, радостно завилявшего хвостом. Портной тем временем черкнул на листе пароль «Подарок для мавританца», вложил в лоток и спешно толкнул его обратно. Это словосочетание существовало для уже осевших в Западной Пальмире людей, дабы не стоять в очереди, пока выясняется личность очередного бродяги, желающего поселиться в портовом городке.