Тропик Козерога

Бекесов Георгий

– День добрый, друг мой.

– Ну ... привет, - ответил Кистенёв дрогнувшим голосом, смотря на собеседника несколько боязливым взглядом.

Странник улыбнулся шире и облегчённо откинулся на мягкую спинку диванчика, заменявшего у этого стола стулья.

– Прекрасная сегодня погода, не так ли, - произнёс он кивнув в сторону улицы, где всё ещё стоял солнечный день, хотя на западе над крышами домов уже виднелась тёмная синева приближавшихся туч.
– Что вам сегодня снилось?

– В смысле?

– Ничего особенного, там откуда я родом всегда принято спрашивать собеседника

о том, что ему снилось, сразу после того как поздороваешься, но если вы не хотите об этом говорить, то ничего страшного.

– Там откуда ты родом?
– переспросил Василий явно недоверчивым тоном, но уже намного уверенней.
– А откуда ты всё-таки родом?

– А вы действительно хотите это знать? Ну что ж, это длинная история ...

В этот самый момент к столику подошла официантка, приятная девушка, немногим старше Василия и его друга. Странник, недолго думая, заказал пару кружек пива, вполне приличного, по мнению Кистенёва, но не из самых дорогих. Но самое удивительное, что в ответ на просьбу предъявить документы, незнакомец неуклюже извлёк из внутреннего кармана свой паспорт и, сохраняя на лице своё фирменное невозмутимое выражение, раскрыл его перед глазами девушки. Официантка только кивнула головой и, закрыв свой блокнот, пошла дальше.

Заметив удивлённое лицо Кистенёва, Странник тут же пояснил происходящее:

– Пришлось переделать паспорт после того как ко мне на днях привязались два оболтуса в форме полицейских, несли какую-то чушь про комендантский час. Странно, ваша страна ведь вроде сейчас не воюет.

Удивление на лице Василия быстро сменилось испугом.

– Так это ты напал на мусоров, ты ... ты хоть понимаешь, как тебя теперь будут искать, - последние слова он произносил тихим заговорщическим голосом, сильно подавшись вперёд.

– Искать?
– Странник тоже наклонился навстречу своему собеседнику, чтобы говорить шёпотом.
– Кто? Эти ваши синерубашечники? Боюсь, друг мой, меня уже ищут организации куда серьёзнее и опаснее вашей так называемой полиции.

– Всё, ну на хрен, я сваливаю.

Кистенёв быстро поднялся и, небрежно кинув на стол две бумажки по сто рублей, как бы расплачиваясь за кофе, направился в сторону выхода, но не успел он пройти мимо соседнего столика, как сзади его окликнули:

– То есть, вы уже не хотите узнать, кто я и откуда свалился на вашу голову?

Кистенёв встал как вкопанный, борясь со своим благоразумием, он посмотрел назад, на Странника, сидевшего вполоборота на краю дивана, положив руку на спинку. Заметив, что Василий остановился, тот добавил:

– Тем более пиво уже несут.

Кистенёв нехотя развернулся и присел назад, на своё место, хотя и осознавал всю бредовость своего решения. Тут же на стол поставили две кружки с пивом, как и было обещано.

– Что вы знаете о так называемых параллельных измерениях?

– То есть?

Странник слегка пригубил и, отставив кружку, он снова улыбнулся, словно ему доставляла удовольствие явная нервозность собеседника.

– Ладно, я попытаюсь объяснить вам всё при помощи имеющихся у вашей цивилизации теорий. Что вы знаете о ... скажем теории сверхструн?

– Вроде что-то слышал, но...

– Проехали, одиннадцатое

измерение?

– Какое?
– лицо Кистенёва изобразило неподдельное удивление.
– Их же всего три.

– Проехали, принцип квантовой неопределённости?

– Квантовой? Это как?

– Проехали.

Странник сделал большой глоток и откинулся на спинку диванчика. Потом он резко подался вперёд, положив руки на стол, раскрыв ладони в направлении Василия.

– Ну, вы же слышали про эту как её... кошку Шрёдингера?

– Может быть кота?

Этот термин он слышал как-то по телевизору и ещё раз от Семелесова. Причём как ему помнилось, как раз, когда они выпивали в этом кафе. Семелесова тогда хорошенько разнесло, и он ни с того ни с сего, вспомнив об этом злосчастном коте, чуть ли не на весь бар орал, проклиная 'ТП-шниц' и 'Ванилек', которые 'ни черта, по-настоящему, не понимают в физике и могут пересказать только красочное описание, что они не понимают суть эксперимента Шрёдингера'. Он тогда подробно объяснял эту саму суть и возможно Кистенёв бы даже из неё что-нибудь понял, если бы не нарезался тогда не меньше собеседника.

– Тогда, думаю, вы понимаете, что в одной точке пространства ...
– начал Странник.
– В точке трёхмерного пространства может находиться больше одной частицы.

– Это ещё почему?

– Да ты издеваешься.

– Короче говоря, существуют миры, что находятся в том же месте, что и ваш в известных вам измерениях, но разделённые другим измерением вдоль которого не могут перемещаться ни свет, ни материя. И мы научились схлопывать пространство двух миров, так что в некоторых точках расстояние по дополнительному измерению сводится к нулю и путешествовать можно, передвигаясь в трёхмерном пространстве, нужно просто перейти барьер. Ну, как-то так, хотя за подобное объяснение наши учёные меня бы линчевали: они сами могли бы рассказать всё подробнее.

– То есть ты хочешь сказать, что пришёл сюда из параллельного мира, - эти слова из уст Кистенёва прозвучали почти как сарказм.

– По-моему, я уже сказал это прямым текстом.

– Ладно, ладно, допустим, я тебе поверил, но тогда какого чёрта ты здесь делаешь? В нашем мире.

– Боюсь, что вы тогда точно уйдёте. Или нет. Вы ведь теперь не на шутку всем этим заинтересовались. Ну как, бросите меня одного, если узнаете правду?

– May be yes, may be no, may be sun, may be snow, - Кистенёв развёл руками.
– Сначала расскажи ... те свою историю.

– Да, думаю, мы уже можем перейти на 'ты'. Ну что ж, - Странник вновь откинулся на спинку дивана, прихлебнул из кружки и, сцепив руки в замок перед собой, серьёзно задумался, решая с чего начать.
– Знаете, друг мой, в чём заключается главная проблема всех империй.

– Не-а.
– Василий отрицательно покачал головой.
– В чём?

– Они слишком сильно любят распадаться, причём, всегда в тот момент, когда этого меньше всего ожидаешь, и когда оно меньше всего необходимо. И когда это происходит, то наиболее паршивое положение складывается у тех, кто пытался это предотвратить. Едва ли какая власть будет относиться хорошо к тем, кто боролся с ней, пока та ещё была сопротивлением.