Тропой Кулика (Повесть о Тунгусском метеорите)
Шрифт:
Навстречу нам, приветливо, виляя хвостом, вышел, сладко зевая и потягиваясь, пес Верный — черный красавец, увязавшийся за группой Флоренского, когда она покидала Ванавару. Пребывание в экспедиции полностью испортило собаку. Раньше это был стройный, поджарый пес — работяга, неутомимый охотник и следопыт. Теперь он превратился в толстого, неповоротливого лентяя, который целыми сутками жрет да спит, не обращая внимания даже на пробегающих мимо бурундуков.
У костра сидел очередной дежурный по стану Кучай. При виде нас он издал победный клич и с жаром принял путешественников в свои объятия. Остальные члены экспедиции еще нежились в палатках в ожидании сакраментального возгласа: «Подъем!», который не замедлил последовать сразу же после нашего появления.
Кучай
На базе. Надежды и разочарования
Приятно было после долгого отсутствия вновь встретиться с членами нашего маленького коллектива. По существу это была единая дружная семья, в которой за все время работы, несмотря на разнородность ее состава, не было ни одного конфликта.
Кирилл Павлович устроил небольшое совещание, на котором мы подвели итоги сделанного. Границы вывала в южной, западной, северо-западной и северной частях района были более или менее оконтурены. Неясными они оставались в северо-восточной, восточной и юго-восточной частях. В центральной части района наметилась зона беспорядочного вывала, в пределах которой деревья повалены вразнобой, без заметной ориентировки. Наш маршрут показал, что в северо-западном направлении сплошной вывал быстро сменяется частичным и прослеживается дальше только на вершинах гор, быстро теряя свою интенсивность по мере удаления от центра катастрофы.
В почвенных пробах, взятых на большой площади, никеля не было; значит, метеоритное железо в них отсутствовало. Поэтому решено было подробно исследовать район заимки, откуда Кулик брал свои пробы, в которых Явнель обнаружил впоследствии метеоритные частицы никелистого железа. Важной задачей было взятие крупной, «интегральной» пробы, которая должна показать, есть ли здесь метеоритный материал и чем он представлен. С площади 6 квадратных метров был собран весь материал на глубину 5–6 сантиметров, до песчано-илистого слоя. Набралось больше двух кулей породы. Весь этот материал нужно было промыть на маленькой бутаре.
Вдвоем с Малинкиным мы взялись за работу и, удобно расположившись на краю Сусловской воронки, приступили к промывке. Я мял и растирал породу, пропуская ее через грохот, а Егор подавал воду, черпая ее из воронки ковшом, насаженным на длинную ручку. Материал пробы состоял из мха, корешков, детрита, перегноя и мелкозема, над которыми пришлось основательно поработать. Учуяв поживу, как оса около меда, вокруг нас с «жужжаньем» стал кружиться кинооператор Заплатин. Он прицеливался и так и этак, выбирая наиболее удобную композицию и освещение, и, наконец пристроясь, застрекотал своей камерой.
Операция промывки пробы заняла больше восьми часов, но зато мы получили достаточное количество материала магнитной фракции, результатов исследования которой все с нетерпением ждали.
Пока мы с Малинкиным промывали пробу, остальные члены экспедиции тоже не оставались без дела. Флоренский с Емельяновым отправились исследовать Южное болото, в которое, по мнению Кринова и последним представлениям Кулика, упал метеорит. Зоткин и Кучай пошли изучать экранирующее воздействие склонов на вывал леса. Дело в том, что при ударе баллистической волны в случае наличия какого-нибудь укрытия создается барьер, предохраняющий деревья от вывала, но при этом они ломаются на определенной высоте. Зоткин во многом не согласен с Кучаем и выступает в роли оппозиции. У обоих незаурядные математические способности, и, сойдясь, они ожесточенно спорят, уснащая свою речь наборами непонятных формул.
Палей, как обычно, сидит в полутемной задымленной (профилактика от комаров) избе,
Алешкова просматривает пробный материал под бинокулярной лупой, выискивая подозрительные чешуйки, стружки, палочки и прочие частички, метеоритное происхождение которых безжалостно опровергается анализами Палея.
На чердаке хушминского барака мы нашли много старых почвенных проб, взятых в свое время Куликом, но почему-то оставленных здесь. Большая часть их пришла в негодность, но некоторые были в полной сохранности. Они были проанализированы и также показали полное отсутствие никеля. В чем дело? Почему у Явнеля в пробах Кулика был никель, а у нас его нет?
Были проверены на никель кирки, лопаты, буровой инструмент, находившиеся на заимке. Быть может, они содержат присадку никеля и частички их, попав в отправленные в Москву пробы, исказили результаты анализа? Однако инструменты оказались чисто железными, без следов никеля.
Теперь остается последняя надежда на «интегральную» пробу. Что-то покажет она? Если и в ней не окажется никелистого железа, то придется признать, что с московскими пробами произошла какая-то крупная ошибка.
Вечером, после промывки пробы, мы с Малинкиным решили прогуляться на Кобаевый остров поискать обнаруженные в 1929 году Криновым остатки лабаза эвенка Джонкоуля. Этот лабаз сгорел в 1908 году. На Кобаевый остров сейчас можно попасть, не замочив ног. Он представляет собой большой выход коренных пород — сланцев среди торфяного болота. Когда-то его покрывал густой лес, впоследствии полностью уничтоженный. Поверхность острова усеяна поваленными деревьями, но в расположении их нет определенной закономерности, можно сказать, что здесь зона хаотического вывала, который, однако, произошел уже после падения метеорита: ведь в свое время Кулик писал, что идти по лесу здесь опасно, так как от порывов ветра то там, то тут с шумом падают мертвые великаны-деревья.
Мы внимательно присматривались, стараясь найти живое дерево, пережившее катастрофу, но безуспешно. Спиленные нами крупные деревья все как на подбор оказывались молодыми, не достигшими 50-летнего возраста.
Хотя на схематической карте, приложенной Криновым к его книге о Тунгусском метеорите, местонахождение лабаза было отмечено достаточно четко, нам не удалось найти его. По-видимому, он скрыт в болоте, которое медленно, но неуклонно передвигается в сторону Кобаевого острова. Возвращаясь на базу, на подходе к Сусловской воронке мы увидели среди зарослей карликовой березы, метрах в десяти от тропы, большую деревянную бочку. Бочка сильно рассохлась, на дне ее сохранилось немного какой-то жидкости, пахнущей керосином. Мне вспомнились разговоры о том, что Кулик в свою последнюю экспедицию зарыл на глубине около 5 метров бочонок с маслом, а сверху для отпугивания медведей поставил бочку с керосином. Может быть, здесь и хранится его «клад»? Мы сфотографировали бочку со всех сторон и отправились на стан.
Вскоре вернулись и Флоренский с Емельяновым. Они без всяких затруднений ходили по Южному болоту, которое, по словам Кринова, в 1930 году было непроходимо. Детально исследовав болото и острова, они пришли к заключению, что падения крупных метеоритных масс здесь не было. Острова сложены спокойно залегающими слоями торфа, и на их поверхности сохранились старые сухостойные деревья, носящие следы пожара.
Наступило 10 июля, ставшее для нас Днем Великого Разочарования. В шлихах «интегральной» пробы оказалось несколько зазубренных металлических частичек неправильной формы, которые почти наверняка можно было считать метеоритными. Они были торжественно вручены Палею для анализа на никель. Петр Николаевич был взволнован: от результатов исследования зависело очень многое! Необычно серьезный, какой-то притихший, он торжественно приступил к процедуре анализа. С ловкостью фокусника он оперировал различными склянками, наполненными бесцветными растворами, которые, подчиняясь его мастерству, приобретали различную окраску. Он растворял, подогревал, охлаждал, прибавлял и убавлял количества находящихся в склянках и пробирках жидкостей. Все это продолжалось больше трех часов.