Тропой мужества
Шрифт:
Паша смотрел в монитор, раз за разом проверяя и тестируя программу управления аппаратом. А чем еще заняться? Эти два оболтуса, эти разгильдяи, эти… словарный запас давно закончился. Ведь договаривались! Два часа коту под хвост! Чем себя занять? Опять, что ли, проверить соединения и протестировать работу программ? Раз в пятнадцатый?! Да ну… к черту! Закрыв окно программы, Свешников посмотрел на часы и выругался.
А чего я жду? – подумал Паша. Обойдусь без них. Приедут,
Решено! Свешников вновь запустил программу, затем включил питание блока управления, проверил параметры, удовлетворенно хмыкнул, нажал пуск и быстро лег на кушетку аппарата.
Над ним часто замигал светодиод и… сознание погасло.
Какое-то время вокруг была абсолютная темнота. Затем начали мерцать огоньки, становясь ярче и ярче. Потом огни начали закручиваться в спираль, постепенно ускоряясь. Стало светло до рези в глазах. Внезапно весь свет свернулся в одну точку, пропал, и все тело наполнилось болью.
Невозможной.
Невыносимой.
Левую руку дергало так, что отдавало красными вспышками в глазах. Боль в ногах настолько отупела, что их и не чувствовалось вообще, а в животе словно костер пылал.
Во рту солоно и сухо, а еще глаза режет, будто песка насыпали. Что-то и вправду ощущалось на лице. Удалось шевельнуть правой рукой. С большим трудом поднял ее и смахнул с лица землю. Потер глаза и, мелко моргая, осмотрелся.
Паша лежал в какой-то яме. Больше ничего не видно. Посмотрел на тело…
Все, что ниже груди – кровавое месиво.
– А-а-а! – крик… даже не крик, еле слышный сип длился пару секунд, затем внутри скрутило болью, и Паша затих, впал в ступор от вида собственных потрохов.
– Этого не может быть… – прошептал он, – этого не может быть…
Где я? Как тут оказался? Что произошло? Что тут происходит?
«Война тут». – Ответ поставил Пашу в тупик. Это не было сказано. Это была мысль. Не его мысль. Чужая. Именно чужая. Не веря в происходящее, Свешников огляделся, в яме он один.
Крыша поехала, подумал Павел, никак я в настройках аппарата накосячил…
«Какой аппарат? Какая крыша? – появилась злая мысль. – Ты вообще кто такой?»
– Я? – удивился Свешников.
«Ты, не я же!»
– Я Паша, то есть Павел Анатольевич Свешников, – сказал мысленно Свешников. – Студент третьего курса… стоп, а вы кто?
«Лейтенант Иван Федорович Григорин, сто пятьдесят пятая стрелковая дивизия».
– С ума сойти!
Это сон? Кошмар? Ущипнуть себя, но толку… больно и так…
Сквозь звоны и шум в голове пробивались отдельные слова. Кто-то недалеко разговаривал по-немецки. По-немецки?
«Да, там немцы. Я уже говорил – война тут. Немецкая провокация, но ничего, скоро наши подойдут и…»
– Не подойдут. Не будет наших! – решительно сказал
«Как это не подойдут?» – возмутился Григорин.
– А вот так, – ответил Паша. – Немцы уже Минск окружают…
«Врешь, падла!» – И чужая злость заполнила весь мозг, подавляя волю. На краткий миг два сознания слились воедино. Свешников даже боль перестал чувствовать. Потом сознание лейтенанта затихло.
«Правда… это правда. – Лейтенант был потрясен. – Я видел… читал… я не знаю, как это назвать. Твоя память… я видел».
– Да, я не врал. Эту войну назвали Великой Отечественной…
Неожиданно раздался выстрел. Свешников насторожился.
– Что там? – осторожно спросил Паша.
«Немцы кого-то из раненых застрелили». – И правая рука начала шарить вокруг.
– Ты чего?
«У меня в подсумке граната была, – ответил Иван. – Эф-один, у бойца отобрал, но воспользоваться не успел, взрывом накрыло. Очнулся тут… с тобой в голове… ага, вот».
С трудом вытащив из сбившегося за спину подсумка гранату, лейтенант свел усики, затем выдернул кольцо, зажав его зубами. Гранату он спрятал в собственных кишках.
«Так не сразу увидят».
– Так ты подорвать себя хочешь? – испугался Паша.
«Не дрейфь, студент. Все едино помирать. Не жилец я. Так с собой хоть одного гада да утащу…»
Павел не ответил. Немцы приближались, постоянно переговариваясь.
– Интересно, о чем они говорят?
«О женщинах вроде. Да, что-то про своих баб».
– Ты знаешь немецкий?
«Я немец. Моя фамилия Григорин, но у моего деда она была Грегори. Поменяли во время Первой мировой… Вот твари! Про нашу землю заговорили…»
Павел прислушался и удивился, он тоже понимает!
– …хочу после войны получить тут надел, – голос пьяно растягивал слова.
– Хотеть не вредно, – ответил другой. – Наделы первыми получат камрады из строевых, что заслужили это право в боях.
– Земли у русских много, – возразил первый. – Всем хватит.
В этот момент на краю воронки появилась маленькая щуплая фигура в обвислом сером мундире.
– О! – воскликнул щуплый немец. – Еще один живой «Иван».
«Он меня знает? – растерянно удивился Григорин.
«Нет, – подумал Паша, – немцы всех русских называют Иванами… ой, извини».
Следом появился еще один немец. Упитанный. Он с любопытством заглянул в воронку.
Неожиданно Ивану стало смешно – русский Иван! Он и рассмеялся. Сначала отрывисто, боль вспухала с каждым выдохом, затем ниже груди все онемело и смех стал ровней. Иван смеялся, придерживая выпадающие потроха. Кровь сочилась сквозь пальцы, и он со всех сил сжимал гранату. Не время пока, пусть ближе подойдут…