Тропой памяти
Шрифт:
— прочла вслух Шара строки неизвестного поэта. Сравнение с железным орехом, на ее взгляд, было весьма удачным. Автор же следующего послания потомкам оказался более лаконичен: «этой стены касался сам Ларнуг — Железная Свая». Сбоку помещались выкладки на тему происхождения видов: стрелки от нарисованных овцы и тролля (последний — явно мужеского полу) вели к изображенной внизу фигуре с непомерно большой головой, увенчанной витыми рогами. Для совсем уж непонятливых вверху было написано «я —
28
«Столбик», он же «горка» — знак различия, наносимый на личный нагрудный жетон. У десятника — одна вертикальная полоса, у сотника — две, у полутысячника — две и сверху одна горизонтальная (так называемые «ворота»), у тысячника — четыре, так называемая «башня» (к «воротам» добавляется еще одна горизонтальная полоска сверху).
«Выхода нет»
— Смотри-ка! — окликнула девушка собеседника. — Кажется, здесь держали не только буянов. Были узники и посерьезнее…
Зевая от холода, картограф приблизился.
— Чего там?
Шара указала ему на надпись. Тот сощурился, вглядываясь в полустертые буквы.
— Тыр… тарли… лии… ни… э… Что за чушь?! — потряс головой картограф и посмотрел на Шару.
— Сам ты «чушь»! — возмутилась та. — Похоже, написавший это был на грани отчаяния.
Теперь нахмурился картограф:
— Ты хочешь сказать, что можешь это прочесть? Но это же сплошная бессмыслица, набор букв!
— Ничего не бессмыслица! — возразила Шара, — Здесь написано «Выхода нет», не знаю, что тут непонятного… А еще тот, кто это выбил на стене эти слова, был очень долговяз — смотри, буквы ровные, то есть ему даже тянуться не пришлось. Как если бы он писал чуть выше собственной головы… Кто бы это был? Ну, не тролль же…
— Сухну. Или йерри, — пожал плечами Рагдуф. — Скорее, сухну, они повыше. Хм…я немного знаю вестрон [29] , но это не он, даже непохож.
29
Всеобщий язык Средиземья. В Унсухуштане распространен мало.
Шара с сомнением посмотрела на надпись. Вестрон, надо же… щас!
— Кто ты? — тревожно блеснули в темноте алые искорки глаз собеседника.
Шара недоуменно дернула ухом.
— Я? — девушка даже растерялась, не ожидая такого поворота темы. — Я Шара из Клана Желтой Совы что близ Кундуза… стрелок, бляха номер 28/16-ка-арк. Что-нибудь не так? — осторожно поинтересовалась она.
— Думаю, что да, — хмыкнул Рагдуф. — Те, у кого «всё так», здесь… — он постучал костяшкой согнутого пальца по стене —…не оказываются. Что ж все-таки произошло?
— Ты уже спрашивал, — напомнила Шара.
— Но вразумительного ответа так и не получил, — заметил та’ай-хирг-кхан.
— А мне нечего больше добавить. Единственное что… — девушка в задумчивости потерла лоб. — Я почему-то совсем не помню, как мы возвращались обратно в крепость.
Она села, обхватив голову руками.
— А это что? — картограф небрежно дернул торчащий из-за пазухи клочок пергамента. Лучница ахнула и мгновенно сгребла в кулак распахнувшийся ворот, крепко прижимая рубашку к груди. Воцарилась напряженная пауза, в течение которой собеседники буквально сверлили друг друга взглядами.
— Это… книжка, — наконец, выдохнула Шара. — Точнее, несколько страниц, я нашла ее там, в деревне… Не знаю, зачем взяла даже… но… Может, кто-то заметил?
— Так-так… — протянул Рагдуф. — Интересные дела творятся. Ну, конечно же, нашла, ну, конечно же, в деревне, ага! А кисть и чернильницу ты там не подбирала случайно? Дай-ка глянуть… — он протянул ладонь.
Показать? Шара напряженно боролась с искушением. С одной стороны, это было опасно — неизвестно, зачем тут оказался этот картограф, а с другой… девушка уже поняла, что та’ай-хирг-кхан доверяет своей сокамернице ничуть не больше, чем она — ему. Ладно. Раз уж мы в одной яме, кто-то должен сделать первый шаг. Она вытащила один листочек и молча подала его собеседнику.
Сощуренные глаза пробежали по затейливой чернильной вязи. Пыхтя и шевеля губами, Рагдуф водил когтем указательного пальца вдоль строк, силясь прочесть. Лучница терпеливо ждала окончания проверки. Ждать, впрочем, пришлось недолго: промучавшись минуты три, он возвратил листочек хозяйке.
— Опять каракули какие-то… — заключил Рагдуф. — Не бойся, даже если бы кто-то и видел эту хреновину, прочитать бы не смог все равно. Ты оказалась здесь не из-за книжки. Придумай что-нибудь другое, ладно?
Тут Шаре показалось, будто бы ее собеседник презрительно ухмыльнулся. Что? Он действительно считает, что ее подослали?
— Я не собираюсь ничего придумывать! — рявкнула она — И я действительно не знаю, за что меня засадили в подземелье, да еще и вместе с каким-то государственным изменником!
— Не ори — попросил Рагдуф. И хотя сказано было вполголоса, Шара немедленно заткнулась.
— Я не изменник, — тихо и ровно произнес картограф, — Я был и навсегда останусь верным сыном своего народа, где бы я ни жил и кому бы ни присягал. Я говорил это Зрачкам Всевидящего Ока и готов повторить всем тем, кто поет с их голоса… — в этом месте он неприязненно покосился на Шару —…ну, или служит ушами.
Как ни хотелось Шаре прочесть резкую отповедь на тему «сам дурак», но известие об Уллах-тхар’ай оказалось сейчас куда важнее восстановлении своего доброго имени.
— Ты говорил с Улах-тхар’ай?
— Представь себе! — иронично хмыкнул Рагдуф.
Шара не обратила на эту иронию ни малейшего внимания: она спешила узнать самое главное.
— И ты смог сопротивляться? — настойчиво продолжала допытываться у него лучница. — Тебе удалось что-то сохранить от них в тайне? У тебя получилось промолчать, да?
— Ничего мне не удалось… — мрачно буркнул картограф после некоторого молчания. — И никому не удается. Когда Назгул задает тебе вопрос, ответить в любом случае придется, и лучше всего, если ответ будет правдивым. А говорят у них на допросе все, даже немые. Они просто читают сознание как открытый свиток…
Лучница похолодела.
— …С одним лишь отличием — мрачно ухмыльнулся Рагдуф. — Свиток не испытывает боли.
Шара молчала, напряженно размышляя над этими страшными словами. В свое время ей доводилось слышать целую кучу жутких историй о невероятных способностях Зрачков Всевидящего Ока. В большинстве своем это были обычные выдумки, вроде тех, которыми «шарку» [30] пугают новобранцев, но простой и бесхитростный рассказ картографа наглядно показал девушке, что шансов противостоять Девятке у нее нет. И тем страшнее становилось.
30
«Старик», «старый» (черное наречие). В данном контексте «старослужащий» (арго).