Тропой памяти
Шрифт:
— Угу, — его собеседник понимающе кивнул бритой головой. — То есть девчонку тоже станут допрашивать они?
— Безусловно. Как видишь, ты ничего не сможешь изменить.
— Ну отчего же? — черные с искрой, широко расставленные глаза Шаграта смотрели спокойно, и даже будто бы с легким сочувствием. — Это ты ничего не сможешь изменить. Ну, поговорят с ней Уллах-тхар’ай… а дальше? Что ты в итоге получишь? Окончательно свихнувшуюся девицу, вроде тех, что до конца жизни заикаются и сапоги на уши надевают? Умалишенную к делу не пришьешь, был крайний, да вышел. А ты так и останешься
Гуфхат-Будух бросил тоскливый взор в сторону подставки с оружием. Не успеть… Вот ведь вцепился, клещ полоумный… и вон не вышвырнешь. Подстраховался со всех сторон. Однако упоминание о Назгулах все-таки задело коменданта куда сильнее, нежели он старался показать. Мысли его волей-неволей потекли в ином направлении. О том, насколько мнящего себя центром мироздания Гуфхат-Будуха раздражала необходимость вечно плясать под дудку тайной стражи, говорить не приходилось. Итак…
— У меня есть одно предложение, — продолжил свои речи незваный пришелец, чем, кстати, поверг в смятение начавшего было строить планы Гуфхат-Будуха. У него даже мелькнула диковатая мысль, не владеет ли его собеседник даром вроде назгульего.
— … хочешь, я тебе подскажу, как можно совершенно законным образом наказать струсившего в бою, и при этом избежать вмешательства уллах-тхар’ай?
Комендант молчал.
— У меня тут на заставе недавно случай приключился скверный, — неожиданно сообщил Шаграт, глядя куда-то в сторону. — Хороший был парень, стрелок просто отличный, наш тоже, из Кундуза. А с нашей… кхм, репутацией, замену хрен найдешь: никто не отдаст просто. Дальше объяснять? — еле заметно ухмыльнулся начальник Кирит-Унгольской погранзаставы.
— У тебя на самом деле кто-то погиб? — подозрительно сощурился Гуфхат-Будух.
— Да, — честно ответил Шаграт. — Анхур-кхан Таглук, бляха 18–98/ арк-шан. Не веришь, могу показать…
— Как это случилось? — проклиная положение, обязывающее задавать никому не нужные вопросы, осведомился дун-дзаннарт-арк-кхан Гуфхат-Будух.
— Со стены сорвался.
— Сам сорвался хоть?
— М-м… почти. — ушел от ответа Шаграт. — Да вы не сомневайтесь, гхул-кхан, — он аккуратно отвернул раструб необъятной перчатки и извлек оттуда свернутый в трубочку пергамент. — Здесь все сказано.
Свиток лег на столик поверх своих пергаментных собратьев. Глаза Гуфхат-Будуха недоверчиво пробежали по строкам.
— «Прошу выделить для замены единицу соответствующей специальности» — последнее предложение комендант пробормотал себе под нос, и, оторвав взгляд от пергамента, устремил его на невозмутимо ожидающего сотника пограничной стражи. После чего взял кисточку, макнул ее в тушь и, отступив несколько вниз от последней строки, быстро набросал ответ. Поставил подпись. Порывшись в ящике, достал оттуда чистый лист, начертал на нем одну-единственную фразу и хлопнул печать.
— На! — он протянул Шаграту свернутые вместе оба листка. — Который с печатью, покажешь охране. Как спустишься в подвал, по коридору налево. Первая
— Благодарю… — поклонился Шаграт, убирая в перчатку спасительные пергаменты, после чего встал и направился к выходу.
— И чтоб это было в первый и последний раз! — грозно крикнул вослед Гуфхат-Будух. — А то ишь, взяли привычку, понимаешь!
Но дзаннарт-кхан Шаграт очень торопился, поэтому нравоучений коменданта уже не услышал.
Впавшая в тяжелую полудрему лучница не сразу сообразила, что гулкий металлический звук не может быть ни чем иным кроме лязга засова. Она вздрогнула, заметалась взглядом по темной камере, нашла Рагдуфа.
— Пришли… — выдохнула она, беспомощно озираясь. — Пришли, слышишь? Эй, Рагдуф! Слышишь меня?
В темноте блеснули белки приоткрывшихся глаз. С трудом подавив зевок, та’ай-хирг-кхан равнодушно произнес:
— А… так это за тобой пришли-то…
— Почему? — глаза Шары от ужаса стали еще шире.
— Потому что мне полтора нах-харума дали на размышления. Срок не вышел еще…
Дверь приоткрылась, за ней раздались какие-то голоса, из-за эха больше похожие на нечленораздельную мешанину звуков. Шара пискнула и полезла прятаться картографу под локоть.
— Ты че? — он обалдело отодвинулся.
— Спрячь меня… спрячь, а, куда-нибудь… — скулила она, и губы ее прыгали от страха. Встреча с уллах-тхар’ай означала холодную и долгую смерть… В памяти снова всплыла встреча на перекрестье Унгол-Науру и Отвратного тракта: живая пустота под черным капюшоном и всевидящие глазницы. Что она там: пожалела его тогда? Ду-ура… сама же открылась, бесполезно надеяться, что он забыл.
— Хэй! Ээй! На выход!
В освещенном прямоугольнике дверного проема вырисовывался темный силуэт высокой фигуры в плаще.
— Я кому сказал «на выход», пхут-тха?! Оглохла что ли?
Рагдуф скривился сочувственно, «давай, мол, иди уже» и несильно подтолкнул сокамерницу локтем. Та поднялась и проваливающимися шагами, на затекших от долгого сидения ногах побрела к выходу. Резкая смена освещения мешала разглядеть того, кто стоял сейчас на пороге камеры.
— Давай живее, шевели коленками, — прикрикнул странно знакомый голос, и наряду с раздражением Шаре послышалась в нем беззлобная насмешка. Щурясь и смахивая слезы, выступившие от яркого света факелов, лучница задрала голову на уровень лица пришельца… Бритый череп с кисточкой шарух на темени, тройной рубец через бровь…въевшийся запах кожаных ремней и крепкого табака…
— Шаграт-аба?! — выдохнула она, все еще не веря глупой шальной удаче.
— Тихо… — оборвал Шаграт, на корню пресекая намерение племянницы повиснуть на шее. — Лицом к стене. Так… Эй, ты, запирай давай! — проворчал он стражнику.
Загремели ключи, лязгнул, вставая на свое место засов. Все это время Шара послушно пялилась в стенку.
— Что стоим, кого ждем? — рука в толстой перчатке легла лучнице на плечо и легко развернула вокруг оси. — Пошли.
— Куда? — пискнула девушка, явно одурев от такой молниеносной смены событий, касающихся собственной судьбы.