Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра

Гузман Владимир

Уже смеркалось, когда мы взошли на высокогорное плато, с которого открывался путь на перевал. Неожиданно погода стала портиться, налетел резкий ветер, который очень быстро, буквально через минуту, стал просто ураганным. Нам с невероятными усилиями удалось развернуть и поставить серебряную «памирку», завалив колышки и края гигантскими булыжниками, в изобилии валявшимися вокруг. В последнюю минуту, когда все уже было готово, разразился резкий хлещущий ливень, но мы успели-таки скрыться от него под сводом прорезиненной брезентовой палатки. Палатку рвало ветром во все стороны, но заговоренные камни выдержали. Среди ночи ветер так же резко стих, как и начался. Наступила мертвая тишина. С утра мы обнаружили, что все подходы к перевалу завалило снегом, а черные тучи, нависавшие над нашим высокогорным цирком, обещали новые сюрпризы. Мы рассудили подождать и на перевал

не идти. Это оказалось правильным решением, так как к середине дня сошла лавина, и если бы мы в то утро выступили, то, возможно, оказались бы как раз в неправильное время в неправильном месте.

На следующую ночь Ирине приснился дух-хранитель перевала в облике великана — в звездном плаще, с Луной и Солнцем на золотой цепи в виде нашейного украшения и искрящимся волшебным посохом в руке. Дух сказал, что путь на перевал свободен. Мы решили выступить. И правильно сделали. Пройдя основную часть лавиноопасного склона и оказавшись уже непосредственно возле перевала, мы обнаружили с высоты своей позиции, что лавины-таки сошли, и вероятно — сразу же после нашего прохода. С чувством глубокого удовлетворения мы поднялись на седловину хребта и обозрели оттуда весь пройденный за минувшие дни путь: от входа в долину под аркой Пана с Уроборосом и вплоть до места нашего недавнего «лагеря под ветрами». Каландар предложил назвать этот безымянный для нас перевал именем Ирины. Мы сфотографировались на автоспуске. В этот момент вновь поднялся резкий ветер, на перевале началась песчаная буря, и все вокруг резко заволокло небесным туманом. А потом сквозь туман блеснул солнечный зайчик, превративший поднебесные воды в радужную субстанцию Меркурия мудрых. Затем облака разошлись, и взгляду открылась пространная долина, в самом конце которой лежал заповедный Хаит.

Хаит. Кишлак Хаит прежде всего печально известен тем, что здесь в 1949 году произошло крупнейшее в Таджикистане землетрясение, унесшее жизни нескольких десятков тысяч человек. Вот как описывает это событие новосибирский «таджик» Андрей Иванников:

«Выше Хаита, в ущелье, было озеро, во время землетрясения в это озеро сполз земляной склон (сейчас по телику часто показывают подобные события в Средней Азии, особенно по весне, когда дожди.). Озеро выплеснулось в ущелье, образовался селевой поток. Он-то и обрушился на Хаит. Там до сих пор четко просматривается этот земляной конус селевого выноса из ущелья, — в несколько километров шириной и десятки метров высотой. Объемы чудовищные. Старый Хаит был большой, не меньше тогдашнего Гарма. Говорят, что погибло тысяч двадцать человек. Местные на самом конусе теперь не селятся, по краям от него, понятно почему».

Новый Хаит возник в паре сотен метров от Старого: уж слишком место удобное, заселенное с незапамятных времен.

Каландар одно время работал в Хаите на метеостанции, вместе с Каей и их первым бэбиком. Здесь он сблизился с исламской традицией: обрил голову, стал специфическим образом равнять бороду, подстригать кончики усиков, — которые, согласно комментариям Хайдар-аки, являются проводниками демонических энергий, инфернализирующих человеческую онтологию. Отсюда — категорический императив традиции: стричь кончики усов, и пренепременно! Я, откровенно говоря, с тех пор сам постоянно их подстригаю. В Хаите Каландар впервые познакомился с ишони Халифой. На вопрос о «семейной карме» ему тогда ишон сказал:

— Человек как змея: когда движется — ходит туда-сюда, но когда находит свой нора — входит туда прямой, как стрела!

«Отдыхая в своей норе, змея сворачивается в Уробороса», — добавил бы я к определению ишона.

Мы остановились в Хаите до утра на местной метеостанции, где теперь работали каландаровские друзья. Они нас накормили, налили нам водочки. Тут зашел по какому-то делу сосед таджик, местный бабай. Увидел гостей, поинтересовался, кто откуда, взглянул на наши возлияния.

— Вот, скажи мне, чем отличается таджик от русского? Лицо другой? Борода другой? Язык другой? Нет, дорогой: закон другой!..

С утра мы доехали на попутке до Новобада, а оттуда улетели в Душанбе на совершенно пустом самолете.

И снова Сиёма!.. В Душанбе мне нужно было подсуетиться по поводу своего книжного мероприятия, посетить ряд возможных заказчиков, согласовать вопросы доставки. Ирина решила это время провести в ашраме на Сиеме — поголодать, почистить душу и тело от шлаков цивилизации. В этом сезоне там был только что построен новый дом, одну из комнат которого ей выделили «сиёмские близнецы». Завершив свои дела, я тоже отправился на станцию.

К домику я подошел

уже в полной темноте. Стучу в окно, через какое-то время с той стороны стекла появляется тревожное лицо Ирины. Она внимательно всматривается, потом открывает. Выясняется, что за все это время ее шактическое поле излишне будоражило воображение йогического персонала станции. Леонид сначала пытался ненавязчиво объяснить ей, что на Востоке девушки в одиночку по улицам не ходят, и поэтому она должна как бы выбрать себе «хозяина» из числа друзей, потому что ее энергетическая незагашенность негативно влияет на состояние читты скитников, вызывая спонтанное замедление, а то и регрессию спиритуальной сублимации. Потом Леня стал более настойчив и в конце концов поставил ультиматум: или Ирина выбирает «хозяина», или «хозяин» выбирает ее, а если она не согласится, ей придется немедленно покинуть станцию. Ирина упаковала вещи и уже собиралась с утра отправляться в Душанбе. Когда раздался стук в окно, она подумала, что это Леонид идет объявлять ей об истечении срока ультиматума. По счастью, все обошлось и Ирина отделалась легким испугом.

КГБ не дремлет. В принципе, обижаться на Леню за его закидоны было нельзя. Во-первых, известна повышенная чувствительность практикующих йогов к разного рода парасексуальным вибрациям. Во-вторых, психосрывы по этому поводу — частое в этой среде явление (как еще говорил Игнатьич, «не знаешь броду — не лезь в воду»). Ну и, в-третьих, Леонид был вообще особый случай. Один из его знакомых как-то рассказал такую историю.

Однажды Леня, медитируя у себя дома, вдруг уловил в атмосфере какие-то странные чужеродные вибрации, причем — искусственного происхождения. При следующей медитации повторилось то же самое. Заподозрив неладное, Леня начал систематически «прислушиваться» к этому постороннему фону, пока, наконец, не установил его истинное происхождение. Как подсказывала интуиция, за всем этим стояли, естественно, козни КГБ. Спецслужбы, зная продвинутость Лени в духовной сфере и желая всячески парализовать его эмансипирующее излучение, пошли на коварный шаг: их агентура установила в квартире выше этажом специальный прибор, постоянно воспроизводивший негативные блокирующие пси-помехи. Причем со временем этот гипотетический прибор работал все сильнее и сильнее. Наконец, Леню это сильно достало, и он решил пойти ва-банк. Сам позвонил в местное КГБ, попросил назначить встречу с высоким начальством по якобы очень срочному и важному делу. Там, естественно, переполошились, пригласили парня чуть ли не на следующий день. Вот приходит Леонид в ЧК, его проводит в кабинет начальника. Там сидит полковник, спрашивает:

— В чем дело?

И тут Леня ему выпаливает:

— Гражданин начальник, скажите откровенно: зачем вы поставили излучатель над моей квартирой?

У кагэбэшника, естественно, прямо челюсть отпала. Ну что тут скажешь? Сначала он подумал, что парень пошутил, а как понял, что нет, то вызвал перевозку. Ну, Леню там долго не мурыжили: как-никак — человек работающий, вроде бы не антисоциал, а то, что «прибор» — ну так и похуже случаи бывают! Но Леонид с тех пор абсолютно уверен, что прибор действительно был, а полковник просто прикинулся валенком. Но главное — сигналы после этого прекратились. Надо думать, спецслужбы, когда Леня вывел их на чистую воду, прибор отключили.

Леня, безусловно, представлял собой идеальный случай для психиатрической лаборатории Филимоныча, однако мы, по старой дружбе, не стали парня закладывать.

С утра мы с Ириной отошли от станции немного вверх по реке, переправившись на другой берег с помощью железной люльки на тросе. В роли Харона-перевозчика выступил Леонид, с удовольствием, как казалось, сплавлявший беспокоящий шактический фактор на ту сторону «реальности». Через несколько дней к нашему лагерю присоединились бродячие питерские мистики и еще один человек-одиночка, из этого же города, по имени Андрей Камочкин. Когда мы объявили, что отправляемся за перевал, вся команда решила нам составить компанию. Одного питерского мистика звали Марк Савчук, который потом стал известен как активист буддийского движения и сотрудник журнала «Гаруда». Как звали других ребят, к сожалению, не помню. Мы сделали неплохой переход: сначала — бросок до перевала Четырех, затем — на Пайрон, далее — до Карадага, а оттуда — в сторону Зиары и Искандер-куля. Дойдя до слияния Карадага с другим потоком, в преддверии ведущей к Зиаре долины, я предложил всем зайти на Кух-чашму, на оздоровительные процедуры. Наша компания встала лагерем в непосредственной близости от источника. Мы с Ириной разбили палатку у самой ванны, ребята — в ста метрах ниже.