Тропою волка
Шрифт:
— Да уж, — усмехнулся Богуслав, — помогают! Сегодня чуть во второй раз Литву москалям не сдали со всеми потрохами. А шведы, между прочим, пусть и не так, как хотели все мы, но единственные нас поддержали в начале войны. Хоть какие-то города, но защитили. А что делали поляки в те дни? Да они по собственной глупости с этими же шведами развязали войну! Вот закончится все, надо вернуться к временам Витовта- своего великого князя провозгласить! Тебя королем сделать! Чего улыбаешься? Наши радзивилловские земли по территории не уступают площади Бельгии! Ну, хорошо, не тебя, так меня! Что ты к этим полякам так прилип? Смотри, у норвежцев тоже есть свой король, признающий
— Ты прав, но, — Михал остановился и на каблуках по скользкому полу резко повернулся к Богуславу, — это нужно было делать до войны. Ты сам зачитывал про наши потери. Они просто ужасны. Отделяться от Речи Посполитой в такое сложное для Литвы время считаю преждевременным. Мы сейчас без Польши пропадем. Хотя свой король, конечно же — дело заманчивое.
— Только вначале нам нужен переходный король, — поднял вверх указательный палец Богуслав. — Что я имею в виду? Нужен такой польский король, который сам скажет о том, о чем мы только что говорили, и сам предложит двукоролевие. Иначе может вспыхнуть гражданская война. Я же хочу, чтобы переход к двукоролевию был amicabiliter compromistum [22] . Еще одной войны мы не выдержим. И вот теперь давай вернемся к нашим Собесским.
22
улажен по-хорошему (лат.)
— К тому, что породниться с Собесским ты считаешь плохим делом?
— Наоборот! Твое родство с Собесским — это просто прекрасно!
Михал вновь остановился и удивленно уставился на Богуслава. Только что Богуслав поливал Собесского из всех орудий, а сейчас уже хвалил.
— Что-то я тебя не пойму, — Михал вопросительно упер круглый набалдашник своей трости в грудь кузена. Тот лишь лукаво улыбнулся:
— Сейчас поясню. Ты заметил, что наша семья после смерти твоего отца утратила всякое влияние на Яна Казимира?
— Как уж тут не заметить! — развел руки в стороны Михал. — Похоже, теперь лишь лапки Марии Гонзаго прочно руководят нашим великим князем.
— Так, Михась! И эти, как ты правильно выразился, цепкие лапки повернули нашего увальня лицом к Франции, словно с французами Польша подписала Люблинскую унию, а не с нами.
— Ты предлагаешь переизбрать короля?
— Ну, этого сейчас никто не позволит. На переправе коней не меняют — плохая примета. А вот после войны на трон Речи Посполитой понадобится новый король. Наследника у Яна Казимира так и не родилось. Француз не должен пройти никак, и, думаю, не пройдет. Кто же?
— Я бы избрал Кмитича. Это был бы второй Витовт!
— Ну, — Богуслав сморщил нос, — Кмитич не подойдет. Он — мужик.
Михал метнул сердитый взгляд на Богуслава:
— Не оскорбляй моего сябра! Он благородный и честный человек, и мужицкого в нем нет ничего!
—
— Это точно, не захочет. Здесь ты прав.
— Вот и я том. Кмитич слишком умен и независим, чтобы обременять себя самой неблагодарной на свете профессией. И я тоже никогда бы не стал королем. И ты! Если бы даже уговаривали. Радзивиллы должны стоять у трона, но не сидеть на нем. Сидеть же на троне должен человек не умудреный, но жаждущий повелевать и властвовать. При этом он должен не уметь руководить, ибо это будем с успехом за него делать мы — Радзивиллы.
— И ты считаешь, что Ян Собесский такой вот любящий власть идиот? — вновь оскорбился Михал, теперь уж точно понимая, почему упомянул Собесского Богуслав.
— Не идиот он! — замахал множестом завитушек на светло-буром парике Богуслав. — У него есть большой плюс: он свой и для поляков, и для русин, и для литвинов, и его все за своего считают. Сам же Ян — простодушный и храбрый человек, но не без некоторого тщеславия, и он, что важно и что очень хорошо, не семи пядей во лбу, как и его сестренка! То, что надо, мой братко Михал! А разве твоя жена откажется быть сестрой короля? И у тебя, насколько я заметил, с ним очень доверительные отношения!
— Это так. Он делится со мной самым сокровенным, — задумчиво поглаживал подбородок Михал. Ему идея Богуслава уже начинала нравиться. Михал не совсем разделял мнение, что у Княжества должен быть свой король. Этим, как ему казалось, окончательно разрушалась бы Речь Посполи-тая. Михал не хотел развода с Польшей. Кризис 1654 года, когда Литва осталась наедине со своей проблемой, он объяснял политическим кризисом не только Литвы, но и Польши, тоже ставшей легкой жертвой. Польша в те дни не могла помочь ни себе, ни Литве. Сейчас же все возвращалось с головы на ноги. И уж если королем Речи Посполитой будет, к примеру, Собесский, то Михал в том видел лишь благо для всей Республики, как и отпадающую необходимость отделяться от Польши. Вероятно, если будет королем Собесский, то не понадобится и выбирать своего короля Литве, ибо Собесский будет «свой», dobry kr'ol (добрый король — польск.) и для поляков, и для всех русских граждан ВКЛ.
— Если мы сможем заставить всю литвинскую шляхту проголосовать за Яна Собесского, — сказал Михал вслух, — что, уверен, будет очень легко сделать, то у нас на троне будет стопроцентно свой человек. И возможно, даже двукоролевие не понадобится, ибо мы, Радзивиллы, через меня и Катажину сможем ad negotia Reipublicae admissus (быть допущенными до дел Речи Посполитой — лат.), — на манер Богуслава вставил латынь Михал, лукаво взглянув на кузена.
— Это только если Ян нас будет хорошо слушаться, — задумчиво кивнул Богуслав, — но… власть людей иных меняет до неузнаваемости, милый мой Михал. Я все же за то, чтобы использовать твоего родственника именно как ступень к отделению от Польши.
— Уф! — Михал с досадой вздохнул. Богуслав-таки не разделял его мнения по сохранению Речи Посполитой.
— Добре, согласен, — неожиданно произнес Несвижский князь, — но мы сейчас говорим так, будто выборы уже на следующей неделе. Все это слишком преждевременные разговоры, Богуслав, — Михал продолжал задумчиво поглаживать подбородок, — победим царя, тогда и поговорим, братко. Расскажи лучше про ваши дела с Аннусей. Глебовичи отстали со своими грязными претензиями на ее наследство?