Тропы Песен
Шрифт:
Аркадий спросил, какая дальше дорога. Ред потеребил пряжку своего пояса-бандажа.
— Все будет в порядке, — сказал он. — В четверг Коротышка Джонс чуть не увяз там в сильную грозу. Но Рольф с Уэнди проезжали по этой дороге вчера, а сегодня прислали радиограмму о том, что доехали благополучно.
Он неловко переминался с ноги на ногу. Видно было, что ему не терпится вернуться к своим штангам.
— Последний вопрос, — сказал Аркадий. — Ты не видел старика Стэна Тджакамарру? Мы хотели захватить его с собой. Он в неплохих отношениях с Титусом.
— Кажется,
Лидия была одним из здешних школьных учителей. Мы отправляли ей радиограмму, предупреждая о своем приезде.
— До скорого, — сказал Ред. — Она сегодня еду готовит.
Полицейский участок в Попанджи размещался в низком бетонном здании, поделенном на три равные части: в одной было государственное учреждение, во второй — квартира для полицейского, а в третьей — комната, где Ред толкал штангу. Во дворе позади здания находилась тюрьма.
В зале для спортивных занятий было окно во всю стену, а сами штанги были того же ядовито-голубого цвета, что и трико Реда. Мы увидели, как он вошел. Он лег на скамью для жима и схватился за перекладину. Один маленький мальчик свистнул своим товарищам, и те, бросив мяч, помчались голыми к окну и принялись орать, делать смешные рожицы и расплющивать носы об стекло.
— Одно из редких зрелищ на Территории, — сказал Аркадий.
— Да уж, — согласился я.
— Он неплохой малый, этот Ред, — продолжал он. — Ну, немножко любит дисциплину. На языках аранда и пинтупи он говорит не хуже туземцев. По правде говоря, он немного чокнутый. Угадай-ка с первого раза, какая у него любимая книга.
— Даже представить себе не могу.
— Ну, угадай!
— «Пособие для качков»?
— Холодно.
— Ну, сдаюсь.
— «Этика» Спинозы.
27
Лидию мы нашли в школьном классе, где она пыталась восстановить подобие порядка: тетради, банки с красками, пластмассовые алфавиты, книжки с картинками были разбросаны по партам или валялись на полу, растоптанные грязными ногами. Она подошла к двери.
— О Господи! — воскликнула она. — Ну что мне делать?
Это была умная, одаренная женщина лет сорока с небольшим — разведенка с двумя сыновьями. Ее седоватые волосы были пострижены челкой, из-под которой спокойно смотрели карие глаза.
Она была так умна и настолько привыкла подниматься выше любой неприятности, что просто отказывалась признаваться — и себе, и другим, — что нервы ее на грани истощения и срыва.
Во время урока она вышла из класса, чтобы ответить на звонок матери из Мельбурна: та заболела. Когда Лидия вернулась, то оказалось, что ребятишки запустили руки в банку с зеленой краской и размазывали ее по стенам.
— Хорошо еще, на этот раз они не нагадили на парты, — вздохнула она. — Бывало и такое!
Ее сыновья, Ники и Дэвид, играли своими чернокожими друзьями в школьном дворе.
— Я тебя утоплю, — крикнула она ему в ответ.
Стоя в дверях, она вытянула руки вперед, словно для того, чтобы не дать нам войти, а потом сказала:
— Входите же. Входите. Я сама не своя.
Она остановилась посреди класса: хаос будто парализовал ее.
— Давайте устроим костер, — предложила она. — Единственное, что можно придумать, — запалить костер и все это сжечь.
— Сжечь, а потом начинать все сначала.
Аркадий принялся утешать ее, говоря с теми гулкими русскими интонациями, которые он обычно приберегал для женщин, когда нужно было их успокаивать. Потом Лидия подвела нас к листу фибрового картона, к которому были пришпилены рисунки ее учеников.
— Мальчишки рисуют лошадей и вертолеты, — сказала она.
— Но чтобы они хоть раз нарисовали дом? Никогда! Только девочки рисуют дома… и цветы.
— Любопытно, — сказал Аркадий.
— Вы на эти поглядите, — улыбнулась Лидия. — Забавно, правда?
Это была пара рисунков пастелью: на одном изображалось Чудище-Эму со свирепыми когтями и клювом. Другой изображал волосатого «Обезьяночеловека» с полной пастью клыков и сверкающими желтыми глазами, похожими на автомобильные фары.
— А где Грэм? — неожиданно спросил Аркадий.
Грэм был помощником Лидии. Это был тот самый юноша, c которым я столкнулся в Эллисе, когда выходил из мотеля.
— Ой, даже не говори мне про Грэма! — содрогнулась Лидия. — Я знать ничего не хочу про Грэма. Если еще кто-нибудь опять произнесет имя «Грэм», я за себя не ручаюсь.
Она сделала очередную отчаянную попытку навести чистоту на одной из парт, но потом остановилась и сделала глубокий вдох.
— Нет, — сказала она. — Бесполезно! Лучше я завтра утром этим займусь.
Она заперла двери, кликнула своих мальчишек и заставила их надеть футболки с «Космическими Пришельцами». Ноги у них были босые. Они неохотно поплелись за нами следом, но по дороге росло столько колючек, а на земле валялось столько битого стекла, что мы решили понести ребят на закорках.
Мы прошли мимо лютеранской часовни, уже три года как заколоченной. Потом прошли мимо Общинного центра — металлического синеватого ангара. Снаружи на нем была нарисована карикатурная процессия медовых муравьев. Изнутри доносились звуки музыки «кантри-энд-вестерн». Евангелическое собрание было в самом разгаре. Я спустил Дэвида на землю и заглянул в ангар.
На сцене стоял бледный абориген-полукровка в тугих белых брюках клеш и блестящей алой рубашке. Косматую грудь украшали золотые цепи. Арбузное брюшко смотрелось на нем совсем неуместно, будто его прилепили по ошибке. Проповедник раскачивался на высоких каблуках, всячески старался «завести» довольно сварливого вида паству.