Тройка без тройки
Шрифт:
— Не пожалеете. У меня появилась идея.
— Ну, пойдем, — очень неохотно соглашается Коля. И Петя тоже без особого энтузиазма замечает:
— Всегда ты что-нибудь придумаешь.
Мальчики подходят к воротам. Во двор, преградив им дорогу, въезжает грузовая машина. В ее кузове на куче желтого песка, воткнув в него лопату, важно восседает Тихон Максимович. Заметив мальчиков, он что-то им кричит, потом делает знаки, которые могут означать только одно: куда же это вы уходите, ведь все работают, идите с нами песок разбрасывать.
Коля останавливается
— Куда же мы в самом деле идем? Петя собирается повернуть назад, но Вася хватает обоих друзей под руки и увлекает их за собой на улицу. Потом останавливается и говорит:
— Мы сейчас пойдем к Толе, в Тихий переулок. Когда еще здесь будет игра — неизвестно, а там мы наиграемся в свое удовольствие. Вот до сих пор!
И показывает на горло — вот до каких пор они наиграются!
Коля и Петя в недоумении смотрят на товарища. А Вася продолжает:
— И вообще будем ходить туда. Поверьте, не прогадаем!
Коля возмущен. Едва сдерживая себя, он говорит, отчеканивая каждое слово:
— Ну, Вася! Даже стыдно!
Затем хватает рукой обшлаг петиной огромной, не по росту, кожаной куртки и продолжает:
— Ты думаешь, для чего Петя надел вот это? Или я — выпросил у бабушки батькин рабочий костюм? Потому что работать надо. И в такой день ты думаешь об удовольствии! Постыдился бы!
Петя поддерживает своего возмущенного друга:
— А Валя какие сапожищи надел! Еле таскает. А как все работают!.. Потому что общий у нас воскресник.
— Можете не идти. Никто вас не тащит, — говорит Вася. — Только я не понимаю одного. Где ваше чувство товарищества? Меня выгнали из команды, а вы сапогами да курточками развлекаетесь! — И все больше распаляясь, он уже почти кричит:
— В беде бросать товарища, как это назвать? Как это назвать, я вас спрашиваю? Я вас когда-нибудь бросал?!
Петя смотрит в сторону. Но Коля непреклонен.
— Как хочешь, так и называй. Но ты, Вася, не прав. Ты сам поступил не по-товарищески. И Дугин был прав, когда на тебя рассердился. Тебя не выбрали капитаном, и тебя это заело. Ты теперь готов на все, и нас тянешь за собой. Разберись лучше в своем поступке, тогда бросай нам громкие фразы о дружбе. Разберись лучше во всем и приходи помогать нам. А мы пока пойдем работать. Идем, Петя!
И оба друга, не оглядываясь, идут во двор.
Некоторое время после ухода товарищей Вася стоит на месте. До его слуха доносится веселая хоровая песня. Мальчик подходит к забору, приподнимается на носках и заглядывает во двор.
Вооружившись лопатами, мальчики и девочки в такт песне раскидывают по всей площадке золотистый песок. Тихон Максимович разравнивает его граблями. Тут же Петя и Коля. Они схватили тяжелый каток и дружными усилиями утрамбовывают землю. По песку с громким и радостным лаем носится Маришка; ее стараются поймать Таня и Наташа…
Вася прислоняется к косяку ворот. И сейчас ему кажется, что более одинокого человека, чем он, нет на всем свете.
Что
В небольшом одноэтажном домике с круглыми массивными колоннами помещаются партбюро, комитет комсомола, профком, редакция многотиражной газеты радиоузел кондитерской фабрики. Когда-то здесь была контора владельца фабрики и рабочим, конечно, сюда не было доступа. А сейчас ни в одном из фабричных помещений не случит так часто входная дверь, как здесь. Сюда идут по любому делу: за советом, поделиться горем, радостью, поговорить о будущем, получить путевку на курорт или направление на учебу, рассказать о делах в цехе…
Ипполит тоже хорошо знает дорогу в этот старинной архитектуры дом. Здесь его принимали в комсомол, здесь его поздравляли с окончанием ремесленного училища, здесь не раз поругивали за горячность характера…
Сейчас он опять идет сюда и, конечно, опять его не будут гладить по головке. В самом деле, за что гладить? За самовольничание? Или за то, что он такое натворил с Васей? Нет, хвалить определенно не за что…
Он быстро взбегает по лестнице, быстро подходит к двери комсомольского комитета и сразу же громко, двумя пальцами, стучит в нее. Если это делать медленно, раздумывая, — все покажется трудно преодолимым. А тут — уже отступать некуда.
За дверью слышится голос:
— Войдите!
Ипполит открывает дверь и останавливается на пороге.
Как здесь все знакомо ему! Светлая комната, паркетный, натертый до блеска, пол, белые занавески на маленьких старинной формы «окнах. На стене фотографии изделий фабрики. Тут есть и снимок с торта, который делал их цех для победителя прошлогоднего первенства страны по футболу. Хорошо потрудились тогда все, но и торт был неплохой. На столике у другой стены — коробки из-под печенья и шоколада, очень яркие и пестрые.
Ася сейчас одна. Она сняла со стола черную массивную чернильницу, такую же пепельницу, стаканчик для ручек и карандашей, календарь, папки с делами и все это перенесла на диван. Свернула старый, забрызганный чернилами лист глянцевой бумаги, развернула новый, голубого цвета, и положила его на свой стол. В правой руке у нее пресспапье, в левой — несколько кнопок.
— Вот хорошо, что ты пришел! Поможешь мне справиться с этим листом!
Ипполит переступает порог, подходит к столу, измеряет взглядом его величину, величину листа бумаги и решительно заявляет:
— Загнуть края надо. Дай-ка сюда.
И, не дожидаясь разрешения хозяйки, сам загибает бумагу по краям, потом берет из рук Аси кнопки и начинает прикреплять ими бумагу.
— Я к тебе на казнь, Ася, — говорит Ипполит, прижимая к столу очередную кнопку. Но слова эти, заготовленные им задолго до прихода сюда, совсем не идут ни к царящей сейчас в комнате обстановке, ни к настроению секретаря комсомольской организации, ни к самочувствию самого пришедшего «на казнь».
— Знаю, все знаю, — перебивает его Ася, начиная переносить свое канцелярское хозяйство с дивана на стол.