Тройное убийство в Лурде
Шрифт:
Войдя, они сразу услышали отрывистые звуки ударных, покрывающие тягучую мелодию гитар, скрипок и кларнетов.
В свете, падавшем из нескольких умело расставленных ламп, была видна танцевальная дорожка, окруженная столиками, по большей части занятыми. В общем, обстановка была как в самом обычном заведении этого типа: ничего общего с вертепом. Несколько профессионалок высокого класса с манерами женщин-вамп добавляли чуточку «веселого Парижа», без которой самый дешевый кабачок такого рода счел бы себя пришедшим в
Моник и Франсис сели рядом на скамейку, стоявшую вдоль одной из стен. Таким образом Коплан достигал сразу двух целей: сидеть как можно ближе к Моник и следить за обстановкой, не боясь подвергнуться нападению со спины в случае отключения света.
Краски лица Моник усиливал розовый свет, она была прекрасна. Она была в отличном настроении и смеялась шуткам Франсиса, открывая свои великолепные зубы.
Эта игра в кошки-мышки продолжалась весь вечер без малейшего намека на основные заботы обоих.
Они ужинали, танцевали, аплодировали номерам, пили шампанское, как настоящие любовники, пьяные от удовольствий. Моник ни разу не пыталась отлучиться под каким-либо предлогом, хотя Коплан ждал этого с минуты на минуту.
Наконец он счел странным, что она не пытается связаться со своими сообщниками… Коплана осенила мысль, что Моник ни на секунду не оставляет его, чтобы он не воспользовался случаем для побега.
Они танцевали, прижавшись, так тесно обнимаясь еще и потому, что Коплан намеревался воспользоваться ею как щитом, если возникнет опасность.
Неожиданно он сделал странное открытие: среди посетителей он заметил троих мужчин, сидевших довольно далеко друг от друга, хотя они имели общую особенность.
Первый — европеец с острым носом, на котором сидели очки, — своим праздничным видом показывал, что редко бывает в подобных заведениях. Второй — пуэрториканец, смутно напоминал Кристо Валиенте: то же хрупкое сложение, та же неизменная гримаса на лице. Что касается третьего, красавчика, одетого с излишней элегантностью, то он смотрел скучающим взглядом на латиноамериканский оркестр.
Странная вещь: все трое были глухими… Только наметанный взгляд Коплана мог заметить эту деталь, потому что мембрана слухового аппарата была засунута глубоко в ухо, а провод, спускавшийся под лацканом пиджака, был практически незаметен.
Трое глухих в одном ресторанчике — это слишком. А когда каждый из них, не скрывая скуки, сидит перед бутылкой шампанского в одиночестве в течение двух часов, это становится подозрительным. Затерявшиеся в толпе посетителей, они вполне могли остаться незамеченными. Но чувства Коплана были обострены, поскольку он знал, что над ним висит дамоклов меч.
Не выражая ничего, кроме нежной пылкости, он еще крепче обнял полное неги тело Моник. В некоторых обстоятельствах он имел ценное качество смотреть не туда, куда, казалось, были направлены его глаза…
Прижавшись
— Не особо усердствуй, — шепнул ей на ухо Коплан. — Я ведь не деревянный.
— Да? А я думала, что это именно так, — возразила она, еще сильнее прижимаясь к нему.
Но музыка замолкла, и они вернулись за свой столик, выпили шампанского, чтобы утолить жажду. Моник взглянула на часы.
— Половина первого! — воскликнула она. — Ты не думаешь, что нам лучше вернуться?
Огонек, горевший в ее глазах, превращал простое предложение в обещание любовных радостей.
— Я только этого и жду, — уверил он.
Он поискал глазами метрдотеля, пока Моник вставляла в свой мундштук последнюю сигарету.
Коплан заметил, что один из глухих оплатил свой счет и собирается уходить. Это был самый маленький из троих, тот, который напоминал Кристо Валиенте. Коплан увидел, как он встал и направился к занавесу, закрывавшему вход.
Моник смотрела в зеркальце своей пудреницы, равнодушная к шуму кабаре.
Франсис получил счет, положил на тарелку две двадцатидолларовые купюры, убрал в карман полученную сдачу и подождал, пока молодая женщина закончит. Они встали и пошли к выходу, пробираясь между столиками.
Когда они зашли за занавес, Коплан спросил:
— Пешком или на такси?
— Пешком, — выбрала Моник. Коплан взял ее за локоть и сказал:
— Пошли…
Вдруг его брови нахмурились. Он отпустил Моник и буркнул:
— Черт! Я забыл сигареты и зажигалку. Подожди меня секунду.
Не дав ей времени ответить, он вернулся в зал, столкнувшись с мужчиной неопределенного возраста, стоявшим за занавесом. Пробормотав извинение, Коплан прошел мимо него и направился к столику, который только что оставил. Он взял вещи, «забытые» им на скатерти, потом, вместо того чтобы пройти к выходу, побежал к туалету. По пути он посмотрел, на месте ли двое других глухих, и увидел, что столики их свободны. Опасность становилась яснее.
Не теряя ни секунды, он прошел по коридору, открыл дверь с табличкой «служебное помещение» и оказался на кухне, нос к носу с пузатым поваром.
— Где можно выйти? — спросил он резким тоном. Одновременно он оттолкнул ошеломленного человека, больше возмущенного, чем удивленного вторжением в его епархию. Решительный вид и мощное сложение визитера сразу отмели возможность возражений, которые хотел высказать повар.
— Э… туда, — указал он пальцем.
Коплан отодвинул его рукой и направился в указанном направлении. Другие члены персонала подняли на него удивленные глаза, но он прошел так быстро, что никто не успел задать ему глупых вопросов.