Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд
Шрифт:
— А-а-а, — выдыхает Алевтина с облегчением, а я хмурюсь еще сильнее. — С чего ты взял, что ее сын от тебя?
— Тест ДНК показал наше родство. Я всех потенциальных детей проверял, — коротко рассказываю ей о наших с Агатой «приключениях». — Положительные результаты получил на Макса и Ксюшу, — улыбаюсь, оглядываясь на дверь, ведущую во двор, где тройняшки гуляют. Сквозь деревянное полотно едва различим их смех. — И на Алешку тоже плюс.
— Ясно, — сглатывает она. Делает паузу. Мучительную. — Надеюсь, криворукость и рассеянность по наследству не передается, —
— Что? — недоуменно поднимаю брови.
— Не знаю, как ты тест проводил и какие образцы сдавал, но Алешка сто процентов не может быть твоим, — чеканит убедительно. — Лоре ЭКО делали от донора. Я ее вела и точно знаю, что материал из базы. Более того, твой «идеальный генофонд» полностью был использован для Агаты и ни к кому больше попасть не мог, — расслабленно откидывается на спинку кресла. Стреляет в меня победным взглядом, а я не способен до конца осознать ее слова.
— Уверены? — от шока перехожу на хрип.
— Конечно, — без тени сомнения отвечает. — Я все лично контролировала. Да и материал твой неучтенный. Я попросила не регистрировать и не вносить его в базу. Рисковала должностью, применяя его на Агате. Но это того стоило, — широко улыбается.
Будто в подтверждение ее слов в гостиную влетают тройняшки, окружают нас.
— Папочка, Васька мою куклу испачкала, — жалуется Ксюша и бежит ко мне, забираясь на колени.
— Покупаем, и будет как новенькая, — подмигиваю дочери и по носику щелкаю. — А для Васены у меня другая кукла есть, — хитро улыбаюсь.
Кивком указываю на пакет возле стола, который я намеренно не отдал сразу Ваське. Сомневался. Но по ее поведению вижу, что она тянется к девчачьим игрушкам, хоть и строит из себя пацанку.
— Правда, что ли? — ахает она. — Но я вообще-то кукол не люблю, — опомнившись, показывает язык сестре. Наперекор ей действует.
— Жаль, зря я выбирал, — имитирую обиду.
— Ла-адно, — тянет, а сама, закусив губу, подарок потрошит. — Только ради тебя, пап.
Достает из коробки куклу в красном автомобиле. Дерзкую, яркую, как сама Васена. Восхищенно рассматривает набор, хихикает. Подбежав ко мне, забирается на диван, и в щеку меня чмокает.
— Девочке моей о своих догадках глупых ни слова! — поучает Береснева, отвлекая от детей. — Если сам с Лорой не был… — произносит одними губами, покосившись на внуков.
— Да нет же! — рычу так, что Ксюша подскакивает. Обнимаю ее, усаживаю рядом с довольной сестричкой и подзываю Макса.
— Тогда неоткуда другим детям взяться, — отмахивается Береснева.
— Все равно не понимаю, — выдыхаю тяжело. — Я сдавал материалы Макса, Ксюши и Алешки в один день. Мы тогда вместе на чай к Ларисе заходили, — замечаю, как вытягивается Макс. И стараюсь говорить тише. — Все, что смог раздобыть, в лабораторию принес. Но они только платочки взяли. Заверяли, что достаточно. В итоге, тянули вечность, так еще и перепутали все, судя по результатам.
— Человеческий фактор, — пожимает плечами Береснева.
— Папа Адам, а зачем тебе платок Алеши? — украдкой интересуется Макс.
Жмется ко мне, в лицо
— Как ты меня назвал?
Я привык слышать теплое «папочка» из уст близняшек. Но Макс всегда особняком держался. Не признавал меня.
— Ты платок Алеши себе тоже на память хотел забрать? — повторяет с нажимом.
Подумать только! Он мой наследник. Сын, о котором я так мечтал, а повадки Бересневские. И характер Агаты. Маленький ревнивец. Но я и рад видеть в нем черты любимой женщины.
— Да не нужен он мне, не бери в голову, — чмокаю его в черную макушку.
— Ну, я так тогда и подумал. Что ты перепутал что-то, — выдыхает с улыбкой. — У нас с Ксюшей платки попросил. На память, — еще раз подчеркивает. — А у Васьки-то забыл.
— Что? — заподозрив неладное, пристально в глаза ему смотрю. — И?
— Ну, у меня с собой как раз был. Мы же в тот день в ее палате пиццу ели. И когда от мамы все прятали, Васька вытерлась и мне в карман свой платок сунула, — лепечет, ковыряя новые часы. — Я потом вспомнил и тебе его положил у тети Ларисы. Вместо Алешкиного. Ты же только нас троих любишь, да?
— Хм, — теряюсь на секунду. Но, одумавшись, соглашаюсь быстро. — Конечно, только вас люблю. А ты, оказывается, ревнивый, как мама? — усмехаюсь, изучая Макса.
— Та-ак, а вот зрение плохое может быть наследственным, — вклинивается Береснева.
— Давайте без издевательских намеков, — закатываю глаза. Невыносимая, как Агата. Только концентрированная.
— А как иначе? — всплеснув ладонями, смеется. — Ты результаты читал вообще? Не видел, что там пол указан?
— Да я код глянул и процент. Удалил письмо сразу же, чтобы Агата не обнаружила, — признаюсь, Макса по макушке поглаживая.
— Зря. Она бы внимательнее его изучила. И быстрее заметила бы ошибку, — важно постановляет Береснева, а я дураком себя чувствую. — Хотя тебе полезно понервничать, многодетный папа.
Шикает на меня, чтобы я ничего лишнего не сказал. И жестом за спину указывает. Обернувшись, встречаюсь взглядами с отцом Агаты.
Я переживу этот ужин?
— На спорткар обратно пересел? — вместо приветствия спрашивает. Укоризненно, обвиняюще, будто я от детей отказался, когда неповоротливую мазду в гараже оставил.
Важно подходит, сложив руки в карманы. Сканирует меня, будто в мозг забраться хочет.
— Пап, ты обещал, — вступается за меня Агата.
Подмигиваю моей девочке. А она мило улыбается в ответ, хоть и до сих пор волнуется из-за нашего незаконченного разговора. Который вдруг потерял всякий смысл. Скелет из шкафа самоустранился, камень с души слетел, и теперь ничего нам не мешает быть вместе.
Разве что ее хмурый отец, который невзлюбил меня с первой встречи.
— Да, сегодня я на спорткаре, — нагло подтверждаю. — Решил, что это символично — приехать на машине с автографом моих детей, — намекаю на сохранившийся рисунок на крыле. — К тому же, спорткар развивает отличную скорость. А я спешил… — выдерживаю пару секунд, — …попросить у вас руки вашей дочери.