Трудная любовь
Шрифт:
— Да, — важно согласился Валентин, вдруг почувствовавший себя мальчишкой, — ты, пожалуй, права.
Лариса рассмеялась и проговорила:
— Ты знаешь, я с тобой себя проще чувствую, чем с Оликом. Мне иногда такое хочется тебе рассказать, что можно только подруге рассказать. Но ты еще маленький, не поймешь… Мне нужно кому-нибудь рассказать об этом.
— Ты никогда не была такой, — смущенно прошептал Валентин.
— Всегда такой была, — с грустью продолжала Лариса, — только никто не замечал. Ненавижу, когда у женщин женское отнимают. У меня и для работы силы есть, и для
— Неправда, — тихо проговорил Валентин. — К сожалению, неправда.
Олег пришел домой, когда Лариса с Валентином уже пили чай. Олег был чем-то возбужден, поцеловал Ларису, подмигнул Валентину.
— Ох, и номерок получится! — искренне похвастался он. — Мы с Полуяровым такую верстку изобразили, любо-дорого посмотреть.
Но не это, видимо, взбудоражило его. Лариса ушла на кухню, и он сообщил:
— У Роговых полный развал. Никола засел в чайной. Ищет утешения. Неплохой материал для статьи на моральную тему? А?
— Что теперь они делать будут? — притворно озабоченным тоном спросил Валентин.
— Разводиться, — объяснил Олег. — Не повезло парню. И чего ей надо? Видимо, решила, что он ей не пара. Нашелся поклонник позначительней. Говорят, ты за ней пробовал ухаживать?
— Перестань, — резко остановил Валентин. — Грустная тема для остроумия.
— Почему? — Олег внимательно вглядывался в него, следя за тем, как он реагирует на каждое слово. — Я не вижу особой трагедии в разрушении семейного очага, если нет детей. Кстати, я сейчас над интересной вещичкой работаю, над моральной. «Сорняк» называется. Надо будет дать ее с клишированным заголовком, чтобы буквы вот такие были, чтобы вырвать их хотелось. Надеюсь, что фельетон прозвучит. Тема-то очень нужная.
— О чем? — спросил Валентин, чтобы иметь возможность не разговаривать, а слушать.
— Об одном дураке. Женился еще первокурсником. Парень он бедный был, жить на одну стипендию, сам понимаешь, трудновато, ну, он и выбрал соответствующую невесту. Детей наплодил, стал научным работником, кругом соблазнительные дамочки, молоденькие, свеженькие, а дома усталая, измученная жена да хор мальчиков и девочек. Он и бросил их. Алименты платить не хочет.
— Почему же дурак, а не подлец?
— Видишь ли, подлец — понятие растяжимое. В данном случае, для того, чтобы не быть подлецом, надо всего-навсего платить алименты. Что ему, денег жалко? Платил бы и жил спокойно. И подлецом бы не считался. — Олег откусил конец мундштука папиросы и сплюнул. — В общем, надоело мне здесь! Кисну я здесь. Уезжать надо.
— Кто тебя держит?
— Моя идеальная жена, — Олег улыбнулся, и все-таки это прозвучало насмешливо. — Для нее нет лучше газеты на земле, чем наша уважаемая. Вы с ней — святые наивности, — снисходительно продолжал Олег. — Близорукость у вас стала чем-то вроде защитного свойства. Всех нас Копытов стрижет под одну гребенку. Полубокс! — Он хмыкнул. — В жизни мы разные люди, а в номере газеты, подписанном нашим шефом, все на один манер. Все одинаковы. Ты, например, не сочти за комплимент, умеешь думать, с тобой интересно
— К сожалению, в этом виноват главным образом я.
— Нет, не ты! — Олег обнял Валентина за плечи и зашептал ему в лицо. — Не ты и не я виноваты в том, что газета серая! Мы можем писать в десять раз лучше! Но мы знаем, что нас будут черкать! Нас будут уродовать!
Олег вздохнул, с сожалением посмотрел на молчащего собеседника, заходил по комнате.
— А кто тебе мешает бороться? — тихо спросил Валентин.
— Я искренне завидую вам, молодой человек. Вы далеко пойдете… Значит, ты не имеешь никакого отношения к роговской истории? — спросил он через некоторое время. — Да, ведь как иногда женщина способна унизить мужчину. Если бы, предположим, Николаю вздумалось бросить ее, дело бы обстояло иначе. Мужчина уходит открыто, решительно, а тут…
— Откуда ты знаешь, как уходят мужчины? — Валентин сдерживался, но вопрос прозвучал раздраженно.
— Догадываюсь, — насмешливо отозвался Олег. — Да и быль молодцу не в укор. Ты, я вижу, упорно стремишься к конфликту. Нетипично, нежизненно. Советский молодой человек не может вступить в конфликт с другим советским молодым человеком. Теории социалистического реализма не знаешь.
Вошла Лариса, и Олег замолчал. Она почувствовала, что здесь произошел резкий разговор, и лицо ее сразу стало печальным. Валентину было жаль Ларисы, и все-таки он сказал:
— Иногда мне кажется, Олег, что ты не мысли высказываешь, а просто жонглируешь, словами. Твои разглагольствования — не смелость, а злопыхательство. — И останавливая вскочившего с места Олега, он твердо продолжал, повысив голос: — Пиши, а не брюзжи, черт тебя побери! Писать надо, а не болтать!
— Мы не на собрании, — поморщившись, пробормотал Олег.
— А это я больше всего ненавижу! Это у нас часто встречается: на собрании говорить одно, а дома — другое.
— Меня в этом обвинить нельзя, — сквозь зубы ответил Олег.
Валентин стал собираться домой; Лариса не удерживала его. «Прости», — прочитала она в его взгляде и кивнула.
Осторожность, тупость и бюрократизм Копытова не возмущали Валентина так сильно, как внешняя смелость Олега и сознание его собственного превосходства над другими. Оба они — Олег и Копытов — сбивали его с толку, мешали нащупать верный путь. Но пока Валентин был бессилен против них, у него не было еще доказательств, своей правоты, своей убежденности, была лишь твердая вера в нее.
Проведение читательской конференции на паровозоремонтном заводе Валентин мог считать доказательством своей правоты, важной личной победой, но это не доставило ему никакой радости, тем более удовлетворения. Это было что-то вроде разведки боем, он проверил свои силы, убедился, что может драться и побеждать.
У дверей стоял чемодан. Входя в комнату, Лариса больно ударилась о него коленкой.
Ольга сидела на диване и даже не взглянула на Ларису.
— Идем? — тихонько спросила она.