Трудно быть богом. Хищные вещи века
Шрифт:
Я сделал сложный неопределенный жест и,сказавши: «мм-да», взял гренок.
— Как все это нелепо,не правда ли?- с живостью продолжала тетя Вайна.- Как можно смешивать такие разнородные понятия — война и армия? Мы все ненавидим войну.Война- это ужасно. Моя мать рассказывала мне, она была тогда девочкой, но все помнит: вдруг приходят солдаты,грубые, чужие,говорят на чужом языке, отрыгиваются,офицеры так бесцеремонны и так некультурны,громко хохочут, обижают горничных, простите, пахнут, и этот бессмысленный комендантский час… Но ведь это война! Она достойна всяческого осуждения! И совсем иное дело — армия. Вы знаете, Иван, вы должны помнить эту
— Несомненно,- сказал я.- Несомненно, это многих впечатляло.
— Да! И очень многих! У нас всегда говорили, что надо непременно разоружаться,но разве можно уничтожать армию?Это последнее прибежище мужества в наше время повсеместного падения нравов. Это дико, это смешно — государство без армии…
— Смешно,- согласился я.- Вы не поверите, но с самого подписания пакта я не перестаю улыбаться.
— Да, я понимаю вас,- сказала тетя Вайна. — Нам больше ничего не осталось делать.Нам осталось только саркастически улыбаться.Генерал-полковник Туур, — она достала платочек,- он так и умер с саркастической усмешкой на устах…-Она приложила платочек к глазам.-Он говорил нам: «Друзья,я еще надеюсь дожить до того дня, когда все развалится».Надломленный,потерявший смысл существования. Он не вынес пустоты в сердце…-Она вдруг встрепенулась.- Вот взгляните, Иван…
Она резво выбежала в соседнюю комнату и принесла тяжелый старомодный фотоальбом. Я сейчас же поглядел на часы, но тетя Вайна не обратила на это внимания и, усевшись рядом, раскрыла альбом на самой первой странице.
— Вот генерал-полковник.
Генерал-полковник был орел. У него было узкое костистое лицо и прозрачные глаза.Его длинное тело усеивали ордена. Самый большой орден в виде многоконечной звезды,обрамленной лавровым венком, сверкал в районе аппендикса. В левой руке генерал сжимал перчатки, а правая покоилась на рукоятке кортика. Высокий воротник с золотым шитьем подпирал нижнюю челюсть.
— А это генерал-полковник на маневрах.
Генерал-полковник и здесь был орел. Он давал указания своим офицерам, склонившимся над картой, развернутой на лобовой броне гигантского танка. По форме траков и по зализанным очертаниям смотровой башни я узнал тяжелый штурмовой танк «мамонт»,предназначенный для преодоления зоны атомных ударов, а ныне успешно используемый глубоководниками.
— А это генерал-полковник в день своего пятидесятилетия.
Генерал-полковник был орлом и здесь.Он стоял у накрытого стола с бокалом в руке и слушал тост в свою честь.Нижний левый угол фотографии занимала размытая лысина с электрическим бликом,а рядом с генералом, восхищенно глядя на него снизу вверх, сидела очень молодая и очень миловидная тетя Вайна. Я попробовал украдкой определить на ощупь толщину альбома.
— А это генерал-полковник на отдыхе.
Даже на отдыхе генерал-полковник оставался орлом.Широко расставив ноги, он стоял на пляже в тигровых плавках и рассматривал в полевой бинокль туманный горизонт. У его ног копошился в песке голый ребенок трех или четырех лет. Генерал был жилист и мускулист, гренки и сливки не портили его фигуру. Я принялся шумно заводить часы.
— А это…- начала тетя Вайна,переворачивая страницу, но тут в гостиную без стука вошел невысокий полный человек,лицо и особенно
— Доброе утро,- произнес он,слегка склонив набок гладкое улыбающееся лицо.
Это был давешний таможенник все в том же белом мундире с серебряными пуговицами и серебряными шнурами на плечах.
— Ах, Пети!- сказала тетя Вайна.- Ты уже пришел? Познакомься, пожалуйста, это Иван… Иван, это Пети, друг нашего дома.
Таможенник повернулся ко мне,не узнавая, коротко наклонил голову и щелкнул каблуками. Тетя Вайна переложила альбом ко мне на колени и поднялась.
— Садись, Пети,- сказала она, — я принесу тебе сливок.
Пети еще раз щелкнул каблуками и сел рядом со мной.
— Не желаете ли поинтересоваться?- сейчас же осведомился я, перекладывая альбом со своих колен на колени таможенника.-Вот это генерал-полковник Туур. Это он просто так.- (В глазах таможенника появилось странное выражение.) — А вот здесь генерал-полковник на маневрах. Видите? А вот здесь…
— Благодарю вас,- отрывисто сказал таможенник.-Не утруждайтесь,потому что…
Вернулась с гренками и сливками тетя Вайна. Еще с порога она сказала:
— Как приятно видеть человека в мундире, не правда ли, Иван?- она поставила поднос на столик.- Пети, ты сегодня рано. Что-нибудь случилось? Прекрасная сегодня погода, такое солнце…
Сливки для Пети были налиты в особенную чашку,на которой красовался вензель «Т», осененный четырьмя звездочками.
— Ночью шел дождь,я просыпалась,значит, были тучи,-продолжала тетя Вайна. — А сейчас, взгляните, ни одного облачка… Еще чашечку, Иван?
Я встал.
— Благодарю вас,я сыт.Позвольте мне откланяться. У меня назначено деловое свидание.
Осторожно закрывая за собой дверь, я услыхал, как вдова сказала: «ты не находишь, что он удивительно похож на штаб-майора Пола?…»
В спальне я распаковал чемодан, переложил одежду в стенной шкаф и снова позвонил Римайеру.К телефону опять никто не подошел. Тогда я сел за стол в кабинете и принялся исследовать ящики.В одном из ящиков обнаружилась портативная пишущая машинка,в другом- почтовый набор и пустая бутылка из-под смазки для аритмических двигателей.Остальные ящики были пусты,если не считать пачки смятых квитанций, испорченной авторучки и небрежно сложенного листка, разрисованного рожицами.Я развернул листок.Видимо, это был черновик телеграммы. «Грин умер у рыбарей получай тело воскресенье соболезнуем Хугер Марта мальчики».Я дважды прочел написанное,перевернул листок,изучил рожицы и прочел в третий раз.Видимо,Хугеру и Марте было невдомек,что нормальные люди, сообщая о смерти,говорят в первую очередь,отчего и как умер человек, а не у кого он там умер.Я бы написал: «Грин утонул во время рыбной ловли». В пьяном виде, вероятно. Кстати, какой у меня теперь адрес?
Я вернулся в холл.У двери в хозяйскую половину сидел на корточках худенький мальчик в коротких штанишках. Зажав под мышкой длинную серебристую трубку, он, сопя и пыхтя, торопливо разматывал клубок бечевки. Я подошел к нему и сказал:
— Привет.
Реакция у меня не та,что прежде,но все-таки я успел увернуться. Длинная черная струя пролетела у меня над ухом и плюхнулась в стену.Я изумленно глядел на мальчишку, а он глядел на меня, лежа на боку и выставив перед собой свою трубку. Лицо его было мокрое, рот открыт и перекошен. Я оглянулся на стену. По стене текло черное. Я снова посмотрел на мальчика. Он медленно поднимался, не опуская трубки.