Трудно быть другом
Шрифт:
Да и с самого начала все складывалось как-то странно. Но это он сейчас стал понимать, а тогда был словно пьяный. В Доме актера проходила большая фотовыставка. Кирилл и его коллеги показывали свои последние работы, портреты актеров, художников, музыкантов. Много было разных экспериментальных фотографий. Кому-то нравилось, кто-то нещадно ругался.
И тут к нему подошла очаровательная блондинка.
– Простите, значит, вы тот самый Клёнов Кирилл, чьи фотографии тибетских монахов получили в Париже главную премию?
– Похоже,
– Вы встречались с монахами! Это же так интересно! Мы в своей театральной студии как раз работаем над пьесой, где один из главных героев страдает, мечется, хочет вырваться из нашего быта. И встречает он монаха из Тибета… Тот живет совсем в другом мире! И тут в его жизни начинается такое, такое… Да вы прямо настоящая находка для нашей студии! Может, расскажете нам о Тибете, о людях, живущих там? Вы же общались с ними.
Он, конечно, разыскал ту студию. Сырой полутемный подвал. Вместо занавеса – свисающая кусками пленка, заляпанная краской и исписанная матюгами – цитатами со стен общественных туалетов. Шел какой-то безумный спектакль. Этой дурью Кирилла не удивить: в Голландии и Германии в таких же подвалах показывали куда круче. Но тут Кирилл ничего и никого не видел, не слышал, кроме нее… кроме Алисы…
Вот тогда и поплыли мозги. И до сих пор плывут. И ничего не может сделать с собой. Еще не получив ту записку, он знал, что закончится именно так. Знал, но не хотел верить. Все продолжал и продолжает надеяться на какое-то чудо. Хотя понимает: никакого чуда не произойдет. Алиса просто вычеркнула его из своей жизни.
Ужин решил не разогревать, сразу взялся за дверь. Стук молотка всегда успокаивал его. С детства привык к этому стуку: отец по профессии был столяр-краснодеревщик. Когда-то к нему приходили заказывать любую мебель, очереди стояли в мастерскую. И Кирилл научился многому у отца. Тот хвалил его и был уверен, что сын продолжит династию. Но Кирилл поступил в университет. Потом увяз в фотожурналистике, и накрепко.
Отложил молоток, чтобы взять с пола стамеску, и… ничего не понял.
Квартира номер 168 никогда не славилась тишиной. Роман, сын Алисы, готов был день и ночь услаждать свой слух ритмами джаза и разных роков. Ну а когда к нему приходили школьные дружки, то и вовсе на всю катушку отрывались – стены дрожали.
Дверь в свою комнату Роман всегда держал закрытой. Иногда даже запирал, уходя в школу. Алиса сразу предупредила: «Не подходи к его двери»! Она, как понял Кирилл, никогда к нему не входила.
Так вот, он услышал… Нет, он совсем ничего не услышал. В квартире стояла тишина. Такая неестественная, что даже в ушах звенело. Обычно в такое время в комнате Романа звучит музыка или он в «спортзале» гремит железяками.
Кирилл прошелся по кухне, затем из угла в угол по гостиной. Чем-то не нравилась ему эта тишина.
Заглянул в прихожую. На полу – кеды Романа, белые с красными шнурками. Тут же висит джинсовая куртка и кепка.
Дверь в комнату Романа плотно закрыта. Кирилл подошел поближе и прислушался. Прислонился ухом к замочной скважине – неясные звуки…
Походил. Ему все больше и больше не нравилась эта тишина.
Негромко постучал в комнату Романа. В ответ – молчание.
Стукнул громче – снова ни звука из-за двери.
И тогда решительно рванул ручку. Дверь распахнулась – темнота.
Но вот он различает окна, стол, компьютер, телевизор, огромный книжный шкаф блестит стеклянными дверцами… Диван… В угол забился Роман… Лежит в одежде, и как-то странно лежит. Вот он застонал…
Кирилл нажал на выключатель, и свет заполнил большую комнату.
Лицо Романа пылало жаром. Попробовал прощупать пульс – тот едва трепетал под пальцем. Ясно: пацан заболел!
Медицинские познания Кирилла были весьма ограниченны. В нелепой аптечке, что висит на кухне, – градусник, зеленка, борный вазелин, лейкопластырь. И зачем-то катушка черных ниток с иголками.
До «Скорой» дозвонился быстро. Вызов записали.
Взглянул на Романа: тот совсем нехороший был…
Вспомнил про малиновое варенье. Эта ягода ото всех болезней, всем известно! И мать поила его много раз. В холодильнике стоит банка, сам купил.
В кружку бухнул несколько ложек малины, и сразу на всю кухню разлился знакомый с детства вкусный запах.
Напоить Романа не удалось. Втолкнул пару ложек ему в рот. Тут и зазвенело в прихожей.
На пороге появилась докторша в белом халате и строгих очках. За ее спиной – блондинка медсестра с чемоданчиком размером с хороший почтовый ящик.
– Что случилось? По телефону регистратор ничего не поняла.
– Да-да… Я наговорил черт знает чего. Понимаете… это… Да вы проходите… Он вот тут лежит…
Не дождавшись вразумительного ответа, врач зашла в комнату Романа. Присела на край дивана и стала осматривать больного, пощупала живот, заглянула в рот, послушала сердце, легкие.
– Когда заболел?
– Сегодня… Как я понял, он из школы пришел, ну и…
Докторша что-то сказала медсестре, и та проворно открыла свой чемоданчик. Еще мгновение – и в ее руках шприц, ампула, запахло спиртом.
Врач за столом что-то строчит на листке.
– Сколько лет вашему сыну?
– Ну… это самое… девятый класс…
– Ясно. Ему нужно хорошо вылежаться. Побольше пить давайте. – Заметила банку с вареньем на столе. Малина – очень хорошо! Строчит и говорит, строчит и говорит, одни только медики так умеют. – И мед можно… И пить, пить, пить…
– А банки? – Кирилл вспомнил, как мать лепила ему на спину круглые стеклянные баночки, когда он простужался.
– При температуре нельзя ставить. А вот это в аптеке купите. – Докторша подтолкнула пальцем листок на середину стола. – Здесь я все написала. И пусть он лежит сегодня, завтра… Постельный режим.