Трудно быть другом
Шрифт:
– Кто тебя этому научил?! – Алиса подпрыгнула, точно ужаленная осой в одно место, затопала ножками, которыми она так гордилась и при всяком удобном случае демонстрировала их публике. – Затея твоего старпера дядюшки, да?! Этого лысого сморчка! Он же просто ненавидит меня и всех-всех, кто ко мне приходит!
– Вы, мадам, глубоко ошибаетесь. Во-первых, дядя Серега далеко не старпер и не сморчок и любому вашему актеришке, будь тот хоть семь раз Гамлет или Городничий из «Ревизора», одной левой утрет сопли и выкинет с шестого этажа. Во-вторых, дядя Серега не имеет никакого отношения к этой «Инструкции…». Он даже еще не видел ее! Он будет потрясен и обрадован моим творчеством! Это лично мое
– Ромочка, зачем ты так?! Но это же невозможно, Ромочка! – произнесла она хорошо поставленным голосом, хлопая длиннющими ресницами, точно бабочка цветными крылышками, которую сцапали и не отпускают. – Неужели ты этого не понимаешь?! О боже! Нет, кажется, ты ничего не понимаешь… Они же мои гости! Мои друзья! Люди искусства! Мы играем, мучаемся, страдаем! Что они подумают обо мне?!
– Плохо подумать о вас, Алиса Петровна, они просто не имеют права, если не полные дубари. Разве люди искусства не знают, что нельзя писать и поносить мимо унитаза и использовать полотенце для подтирки блевотины? Что за такие поступки даже тупых дебилов шлепают по губам? Слуг в доме нет. И потому все очень просто: вода, мыло, тряпка, швабра – пожалуйста! И вперед! Как там в песне…
– Пе… перестань! Ты… ты не по-по-посмеешь! – Она от ярости даже начала заикаться. – Я сорву эту гадость! Сейчас же! И выброшу!
– Пожалуйста. Но я повешу опять. Эта «Инструкция…» будет здесь висеть всегда, Алиса Петровна. А твои друзья отсюда не выйдут, пока я не увижу, что всё в полном ажуре. И тогда я им для поддержки духа даже включу великого Луи Армстронга и открою дверь: «Вопросов у меня к вам нет, господа артисты!» А у тебя еще есть вопросы?
Последовало молчание.
А господа актеры и не возражали прибирать за собой, когда снова появились в доме. Даже хохмили: мол, такую «Инструкцию…» нужно издать для широкого пользования – будет иметь громадный успех.
Алиса закурила и начала жаловаться на свое полное безденежье, что ужасно мало платят в театре, а на студиях вообще за спасибо вкалывают. В телесериалы не прорваться – там все схвачено по страшному блату. И у нее не жизнь, а сплошное страдание, не видно никакого просвета в этом безрадостном и несчастном существовании…
Ромка слушает молча. И смотрит на нее.
Шикарный прикид, ухоженные, не знающие никакой работы ручки с наращенными когтями-ногтями. А сколько золотых колечек на этих пальчиках! Откуда у вас все это, мадам? Такие тупые вопросики задавать – зряшное дело. Великая актриса может оскорбиться. Ну а даже дебилу Ромке известно откуда – не от верблюда! Из Циркуля она все высасывает, как пиявка! А тот не может отказать ей ни в чем. Настоящего придурка сделала из него. Вот и отца водила так же за нос, хлопая перед ним ресничками.
Тумаган взглянул на Рому: затих, дышит ровно. Наверно, заснул.
В кабинете отца он устроил настоящий спортзал: там разные тренажеры для мышц рук и ног, всякие пружины, гири. Рома занимается в спортклубе греблей на байдарке. А Тумаган видел байдарки только в спортивных новостях. Понравились. На его родной реке нет таких лодок.
Тумаган как бы услышал плеск воды и почувствовал запах костра… Каждую пойманную рыбешку ребята оборачивали травой и зарывали в горячую золу. Ждали,
Из дома уезжал глухой ночью, чтоб никто не видел. Отец тайком договорился с бригадиром, тот уже несколько раз отправлял людей на заработки в далекую Москву. Подкатил к дому грузовик, заполненный работягами, отец помог Тумагану забраться в кузов, и грузовик сразу поехал – Тумаган успел лишь оглянуться. Лицо матери залито слезами… Она махала ему рукой, махала…
То время, что Тумаган провел вместе с работягами, добираясь до Москвы, сейчас кажется ему чем-то совсем нереальным, словно все происходило вовсе не с ним или в дурном сне.
Грузовик привез их на вокзал. Долго ехали в переполненном вагоне. Женский голос громко произнес по радио: «Дорогие гости, приветствуем вас в городе Москве, столице…»
Шум толпы на перроне, грохот машин, гул улицы сразу оглушили. Каменные громады домов будто хотели раздавить его: «Ты чужой здесь! Зачем приперся?!» Чего только не происходило с ним за два месяца, пролетевших удивительно быстро. Многому научился. И все время старался не забывать слова отца: «Главное, нельзя терять самообладания! Ни в коем случае не впадать в уныние».
А унывать, конечно, было от чего: никак не получалось зацепиться хоть за что-то. Купил подробную карту Москвы. Старая карта, что дал отец, никуда не годилась: город давно стал совсем другим. Подходил к нескольким институтам, но в дверь так и не решился заглянуть. Один раз уже прогнали – подумали, придурок какой-то лезет…
Выполнил наказ отца – передал письмо его другу Аналибу. Они учились в разных институтах, но Аналиб был родом из того же края. Отец получил диплом и сразу уехал на родину, Аналиб остался в аспирантуре, чтобы заниматься наукой. Часто переписывались. Сначала у Аналиба все было хорошо: преподавал в институте, защитил диссертацию… Но уже несколько лет от него не приходило вестей. Отец в своем письме обращался к другу с просьбой помочь Тумагану с учебой, если есть такая возможность.
Тумаган разыскал улицу, нужный дом. Долго стучал в дверь. Там ему назвали уже другую улицу и другой дом, где можно найти Аналиба Давлетовича, – туда он переехал.
Поехал по новому адресу. Там тоже долго звонил. Выглянула испуганная женщина и объяснила, что сейчас Аналиба нет дома, но работает он совсем недалеко, за углом. Там находился небольшой магазин «Фрукты – овощи».
Тумаган зашел внутрь. Пожилая женщина с сумкой, заполненной покупками, встретилась ему в дверях.
Тумаган любил рассматривать фотографии, которые отец привез из Москвы. Было много фотографий знаменитой выставки ВДНХ, где целый павильон занимала их республика. Отец часто бывал там с друзьями. Тумаган помнил их веселые лица. И почти везде на снимках рядом с отцом – высокий и красивый Аналиб. Отец говорил: «Мы все его звали – Мастроянни московского разлива! Такой весельчак!» В те годы были очень модными итальянские фильмы со знаменитыми актерами Софи Лорен и Марчелло Мастроянни.
Возле витрины с заморскими фруктами стоял совсем не знаменитый итальянский актер Мастроянни. Лысоватый сутулый мужчина, с серым, словно изжеванным лицом, с мешками под глазами, безразлично глянул на Тумагана черными, полными тоски глазами. По этим глазам Тумаган и понял, что перед ним друг отца.
– Здравствуйте, Аналиб Давлетович. Я к вам от Тухтаева Медраба. Я его сын…
Как же изменилось лицо Аналиба: засверкали глаза, заулыбался, восторженно замахал руками. И потащил Тумагана в закуток в глубине магазина. И все говорил, говорил, почти не слушая мальчика. Вспоминал старые времена: как они бродили по улицам ночной Москвы, как ходили на танцы, в театры, на разные выставки…