Трудно быть вором
Шрифт:
– А я и думаю, – подтвердил Крячко. – Иначе бы я с тобой не поехал. По ночам спать нужно.
Гуров был согласен, что по ночам нужно спать, но сегодняшняя ночь была для него особенной. Интуиция подсказывала, что странные обстоятельства, связанные со смертью академика Звонарева, еще далеко не кончились и будет непростительно пропустить появление новых. Ради этого он не только решил пожертвовать сном, но и взял на себя смелость пойти против воли руководства, потому что у генерала Орлова, начальника главка, сформировалась несколько иная точка зрения на события.
Конечно, он тоже был расстроен фактом нападения на
– Ты пойми простую вещь, – убеждал Орлов Гурова. – Сейчас повсюду развелось множество деклассированных элементов – к сожалению, конечно. Но это реальность, и ты сам лучше меня это знаешь. Ничего удивительного, что возле богатого дома отирался какой-то бомж. Небось прикидывал, как бы поудобнее махнуть через забор, а тут ты помешал. Ну и взыграло в нем… Люди-то разные бывают. За нападение на милиционера, да еще на полковника, его бы следовало, конечно, припечь хорошенько, но, видимо, птичка улетела. Придется с этим смириться, хотя я понимаю, как тебе должно быть обидно…
– Мои обиды тут совершенно ни при чем, – возразил Гуров. – Просто я не верю в такие совпадения. Совпадения, как правило, тщательно готовятся. А здесь их накопилось чересчур много. Внезапная смерть человека, который вроде бы на тот свет пока не собирался. Собака его пропала, телефон, записная книжка, ключи… Подозрительные типы какие-то в роще… По-моему, достаточно оснований, чтобы пристально ко всему присмотреться.
– Вот и присматривайся, – не возражал Орлов. – Но сначала дождись результатов вскрытия. Может быть, смерть эта никакой криминальной подоплеки под собой и не имеет.
– Смерть, возможно, и не имеет. А вот сопутствующие ей обстоятельства…
Генерал, однако, про обстоятельства слушать не захотел, призывая Гурова быть реалистом. Собственно говоря, он почти дословно повторил те самые возможные возражения, которые Гуров заранее мысленно смоделировал. И еще он напомнил, что прокуратура пока что отказала в возбуждении уголовного дела – до выяснения причин смерти, а стало быть, повода для проведения оперативно-розыскных мероприятий не имелось.
– Время теряем, – возразил на это Гуров. – Попомни мои слова!
– А какое время тебе, собственно, нужно? – не сдавался Орлов. – У тебя, собственно, какая-нибудь версия имеется? Нету? Тогда о чем разговор? А размышлять потихоньку – на это время всегда найдется.
Гуров уже не стал говорить, что одними размышлениями сыт не будешь, но мысль эта запала ему в душу крепко. Версия, еще очень туманная и нечеткая, у него все-таки оформилась, но, по его мнению, проверить и дополнить ее можно было только активными действиями, на которые, строго говоря, генерал разрешения ему не давал. Но в то же время и не запрещал. Во всяком случае, Гуров решил считать, что дело обстоит именно таким образом.
Потому-то он и предложил Крячко совершить ночную вылазку к дому академика Звонарева. Крячко был другом и понимал Гурова с полуслова, поэтому ему не нужно было предъявлять полноценную версию, снабженную обоснованиями и доказательствами. Гуров просто объяснил вкратце, что он чувствует, и этого оказалось достаточно.
– Понимаешь, что меня смущает, – сказал он Крячко. – Если это просто смерть пожилого человека, тогда при чем тут пропавшие ключи, телефон, записная книжка? Не верю я, что академик
– Ну, собака-то в этот ряд как-то не вписывается, – покачал головой Крячко.
– Согласен. Но мы не все знаем. А вообще, пропало то, что так или иначе имеет отношение к хранению информации. Еще раз обращаю внимание на тот факт, что дорогие часы с руки академика не сняли. Не заметить их было невозможно. Значит, это не ограбление в полном смысле этого слова. Самое ценное, чем может обладать ученый, – это информация. Вот чем, по-моему, интересовались те, кто оказался возле трупа Звонарева раньше других. А мы теперь знаем, что интересоваться было чем…
Действительно, уже на следующий день Гуров, проявив исключительную настойчивость, сумел встретиться с двумя весьма занятыми людьми – занимались они теоретической физикой, в которой сам Гуров ничего не понимал. Но это его не смущало, потому что разговор шел не о физике, а о личности академика Звонарева. Из беседы с учеными Гуров выяснил немало интересного. Оказалось, что в былое время академик Звонарев вплотную занимался проблемами так называемой «холодной термоядерной реакции» и как будто бы продвинулся на этом пути довольно далеко. Однако тут произошли события, которые кардинально изменили не только жизнь каждого отдельного человека, но и огромной страны в целом. Советский Союз распался, рухнули многие привычные институты, и даже наука, которой в стране привыкли гордиться, оказалась в загоне. Звонарев был потрясен переменами. Его непростой характер сделался уж совершенно невыносимым. Он переругался со всеми коллегами, со всем руковод-ством и даже с людьми из правительства. После чего отошел от дел и заперся у себя в загородном доме, сведя контакты до минимума.
– Говорят, что все свои теоретические наработки он забрал с собой, – объяснил Гуров Крячко. – Все расчеты, все, что касалось его экспериментов. То есть теперь его работы как бы не существует в природе. Так он отомстил за крушение своих идеалов, казавшихся незыблемыми.
– Кому отомстил?
– Всем. Говорят, Звонарев заявлял об этом публично, что все граждане, не поднявшиеся против развала Союза на баррикады, являются предателями. Вот такой максималист был наш Федор Тимофеевич. Правда, в среде его коллег существует мнение, что проблема «холодного синтеза» неразрешима и Звонарев ничего на этом пути не добился. Отсюда и его мизантропия. Но, поскольку вокруг отшельника и мизантропа возникает такая возня, у нас есть основания думать, что кое-что Звонареву решить все-таки удалось.
– Значит, ты полагаешь, что бомж, который тебе навешал, может испытывать интерес к теоретической физике?
– Про физику не скажу, но в боксе он разбирается на уровне заслуженного мастера спорта, – сказал Гуров. – Генерал счел это не слишком убедительным доводом, но, по-моему, для бомжей не характерны такая прекрасная спортивная форма и такой плотный удар. Профессиональная работа чувствуется сразу.
Крячко согласился, что Гурову в этом плане виднее, и решил, что одна ночная прогулка им не повредит. Он только высказал опасение, не придется ли им на месте столкнуться сразу с несколькими профессионалами, которые следят за своей спортивной формой.