Трудные дети

Молчанова Людмила

Саша, нараспашку открыв холодильник, долго рассматривала два куска и затем нерешительно протянула один мне. Маргарин.

– На.

– Другой, - мягко поправила я девочку, пристально наблюдая за ней. Она безразлично пожала плечами и протянула мне масло.
– Спасибо, Саша.

Потом она ушла, а я еле дождалась прихода Марата, не находя себе места. Невозможно. Хотя что мы вообще о ней знаем? Как она жила? Где? С кем? Что она делала? Чем занималась? Мы не знаем о ней ничего, но...она же не животное. Она маленькая девочка.

Как только Марат вошел домой, я решительно потянула парня на кухню, забыв о блинчиках, которые хотела приготовить к его приходу. Не до них. Я все ему рассказала, с точностью до деталей. У меня до сих пор это не укладывалось в голове. Читать - это...это естественно, как...как дышать.

Марат тоже не поверил. Первой его реакцией был ироничный смешок и слова "это она наверняка специально". Но потом, подумав о чем-то, он рывком встал и широкими шагами прошел в зал. Я поспешила следом.

Марат стащил с полки первую попавшуюся книгу, которая оказалась романом Диккенса. Какая ирония. На Оливера Саша не тянула. Но тогда я об этом не думала. Тогда я взволнованно наблюдала за тем, как парень приближается к девочке и сует ей под нос увесистый том.

– Читай.

Саша медленно подняла глаза и оторвалась от рассматривания собственных рук.

– Всю?

– Только название, - Марат почти ткнул книгой ей в лицо.
– Читай. Что здесь написано?

На обложку девочка даже не взглянула. Но мятежно сжала тонкие губы. И не отрываясь, снизу вверх смотрела на Марата.

– Не знаю.

Парень ничего ей не ответил, лишь отшвырнул от себя книгу и ушел на кухню. Я молчаливой тенью следовала за его спиной.

– Что ты теперь будешь делать?
– подавленным голосом поинтересовалась я.

Марат беспомощно развел руками.

– Понятия не имею.

Я никогда не сталкивалась с этой стороной жизни. С самого раннего детства вращаясь среди образованных и интеллигентных знакомых родителей, я не представляла, как можно жить настолько невежественно. Сейчас конец двадцатого века, время темного средневековья давно миновало. К тому же мне казалось, что Саша не всю жизнь жила на улице. Разве детей без родителей не отправляют в интернаты и детские дома? Там же учат - читать, писать.

Что делать со взрослой, упрямой девочкой? Как ее учить? Как первоклашку, покупая прописи? Да и кто возьмется ее учить?

– Наймем учителей, - вечером решительно подытожил Марат, кивая сам себе.
– Пока по русскому и математике, а там посмотрим.

– Ты смеешься? Где ты их найдешь? Тем более, кто согласится ее учить?

– Согласятся. Деньги всем нужны. Особенно сейчас.

– И где ты их собрался искать?
– я обеспокоенно ходила из угла в угол, меряя шагами тесный коридор.
– Ты же не здесь учился.

– Буду думать.

В итоге я договорилась с собственными учителями. С одной, точнее, - математичкой. Это была сухонькая старушка, сколько я ее помню, всегда в туфлях с аккуратным каблучком,

ниткой жемчуга на шее и строгом платьице. Говорила Татьяна Митрофановна тихо, но преподавателем была очень умным.

Сначала женщину испугало мое предложение. Пришлось обрисовывать детали. И сумму, которую я планировала предложить, увеличить вдвое.

– Боже, Ксюшенька, да причем здесь деньги?
– прижав руки к впалой груди, воскликнула Татьяна Митрофановна.
– Я просто не знаю, получится ли у нас что-нибудь...Она трудный ребенок, подросток...Не лучше ли тебе обратиться в специальные школы?

Я тоже об этом думала, но идти к знакомому человеку было как-то проще. В итоге, окончательно убедив пожилую женщину, вечером приготовила ждать ее в нашем доме. Марат обещал подъехать позже.

– Саша, к тебе учитель сегодня придет. По математике, - уточнила я.
– Вы будете считать...

– Я знаю, что такое математика, - мрачно раздвинула губы в ухмылке девочка.
– Не дура.

– Никто не говорит, что ты дура. Просто я тебя хочу попросить. Саша, пожалуйста, пойми, что это делается ради тебя. Во благо.

– Угу.

Она меня не слушала. Иногда обливая таким презрением и насмешкой, что я не знала, куда деваться. И не понимала, что делаю не так. Саша меня не трогала, но слушала меня очень часто снисходительно, как будто я бред натуральный несу. Мне становилось очень обидно и неприятно, хотя многое я старалась списать на ее непростой характер. И непростую жизнь.

Татьяна Митрофановна пришла за пять минут до назначенного времени, прижимая к боку сумочку и опасливо оглядываясь по сторонам. Завидев Сашу, развязно развалившуюся на стуле и поигрывавшую ручкой, женщина судорожно сглотнула и неуверенно сделала шаг вперед.

– Добрый день, Александра, - вежливо поздоровалась она.

– Уже стемнело, - перебила Саша, - Глаза разуйте. Какой, нахрен, день?

Хотелось закрыть лицо руками и убежать отсюда далеко-далеко. Господи, ну почему с ней так трудно? Я тяжело сглотнула и украдкой взглянула на пожилую женщину. Та, проработавшая всю жизнь в престижной гимназии и не слышавшая ничего грубее, чем слово "черт", выглядела так, словно ее хватит удар. Мне чисто физически не хватало Марата в эту минуту. Он бы что-нибудь придумал. Он бы вообще не допустил такого. Саша его слушалась.

– Саш, - поспешила вмешаться, пока все не стало слишком плохо, - это твоя учительница. Ее зовут Татьяна Митрофановна. В столе тетрадка лежит. Достань, пожалуйста.

Саша неохотно вытащила тетрадь, швырнула ее на стол и с выражением величайшего одолжения на лице открыла первую страницу.

Это оказалось плохой идеей. С самого начала. В итоге все закончилось тем, что мне пришлось отпаивать старушку корвалолом, самой сдерживать клокотавшее внутри раздражение, страх и смущение, а Саша тем временем спокойно включила телевизор и села, как ни в чем не бывало, смотреть кино.