Трудный подросток глазами сексолога. Практическое руководство для родителей
Шрифт:
Об истинных причинах перемен в своих планах родителям в большинстве случаев не сообщают: для тинейджера обманывать родителей, тем более препятствующих его отношениям с любимой, – дело «чести, доблести и геройства». Родителям «лепят», «гонят пургу» (именно так они зачастую называют свои доводы в своем кругу): «Не могу решить, чем мне заняться…», «Мне нужно время, чтобы определиться с будущей профессией…», «Поучусь пока на вечернем…».
Родителей, особенно если сами они – специалисты с высшим образованием, стремление сына после школы сразу пойти работать вначале просто ошарашивает, и в дальнейшем они переживают это обстоятельство довольно болезненно. Жалеют и сына, выбравшего путь «работяги», и себя, вложивших в сына столько сил, осознают и снижение своего социального статуса: сын-рабочий – свидетельство их несостоятельности
Парадокс ситуации состоит в том, что влюбленность и даже любовь часто «не доживают» до окончания школы, подросток ссорится со своей девушкой (или она с ним!), но решение пойти работать уже принято! Юношеский максимализм, обидчивость и ранимость, отсутствие жизненного опыта приводят к тому, что подростковые пары распадаются гораздо чаще, чем у взрослых. Причины такого распада нам, людям зрелым, часто кажутся смешными: по просьбе родителей уехала с ними на дачу на весь уикенд («предкам» нужна была ее помощь по хозяйству»); обещала посмотреть этот фильм со мной, но случайно попала на него в компании подружек; слишком по-дружески разговаривала с одноклассником, которого я терпеть не могу, – и тому подобное. В 15 и 16 лет мы смертельно обижаемся на такие высказывания или действия девушки, на которые лет через пять просто внимания не обратим.
Но, как я уже говорил, решение зарабатывать деньги после окончания школы уже принято, учеба уже несколько запущена, «предкам», а главное – сверстникам, друзьям и приятелям объявлено, что в институт я не поступаю (во всяком случае, на дневное отделение), что иду работать – так что обратной дороги нет. Да, кто-то из таких мальчиков «подсоберется», закончит институт и станет квалифицированным специалистом, а многие так и останутся без высшего образования. Зато у этих, пошедших по «рабочей» дорожке, ребят останутся в памяти и хорошие годы их первой любви – с ощущением самостоятельности, независимости, и память о своем состоявшемся, реализованном протесте.
В своей практике я видел множество мужчин, до слез жалевших, что упустили возможность приобрести высшее образование, что ради романтических чувств к девушке ушли в рабочие (или в «продавцы-консультанты») сразу после выпускного – большинство считает такое решение ошибочным, детским. Но сожаление это всегда сочеталось с гордостью за свой поступок, за свою решительность, бескомпромиссность.
«Мягкий» вариант сыновьей жестокости
Сверхзначимость первой влюбленности или любви проявляется во множестве форм, множестве вариантов поведения. И я, и мои коллеги, российские и зарубежные психотерапевты и сексологи, часто наблюдаем синдром Ромео и Джульетты во внешне более мягком, я бы сказал, более психологичном варианте. Мальчик-тинейджер в ответ на непринятие его любовных отношений, в ответ на родительские протесты и запреты не перестает общаться с «предками», не впадает в депрессию, не прекращает посещать школу, не строит планы сразу после школы пойти в рабочие, не убегает из дому, не совершает суицидальных попыток. Нет, он просто приходит к выводу, что его совершенно не поняли и смертельно обидели – и начинает эмоционально отдалятся от родителей. Он перестает делиться с ними важными событиями в своей жизни, своими переживаниями, планами, намерениями, он общается с матерью и отцом вежливо, но совершенно формально, не пуская в свой внутренний мир.
Постепенно – год за годом – в этом искусстве формального общения он совершенствуется, и родители чувствуют, что их сын от них отгорожен, что вместе с ними в квартире живет чужой человек, соблюдающий с ними определенную дистанцию. Они не в курсе его дел, они не знакомы с его друзьями и девушками, они отлично понимают, что, как только он обзаведется своей квартирой, общение сына
Во многих случаях родители догадываются, когда и почему началось это отчуждение от них прежде любящего, эмоционально привязанного к ним сына. Они не перестают удивляться: да, они неправильно вели себя с его первой любовью. Но через несколько месяцев он сам поссорился с девушкой, с тех пор у него было три или четыре серьезных романа, сейчас он женат, но простить нас за то, что препятствовали его встречам с девушкой, когда он заканчивал девятый класс и начинал учиться в десятом, не может. А все дело в том, что эти ограничения и запреты, эти препятствия вызывали в нем не только чувство обиды, несправедливости, протеста. Нет, они вызывали жуткий страх смерти, просто животный страх прекращения собственного существования без встреч с этой девушкой, и этого чувства страха и ужаса, о котором он говорил только врачу-психотерапевту, а то и вообще никому не говорил – он им простить не может.
Родители даже и не догадываются, что на протяжение нескольких месяцев «войны» с ними за свое право встречаться с Катей, проводить с ней каждый вечер до 22 часов их сын был близок к самоубийству, иногда – когда запреты становились особенно жесткими и его вообще не выпускали вечером из дома – просто на волоске от самоубийства. Они не знают, что он накопил пять упаковок тазепама (250 таблеток) и был готов уйти из жизни. Но сын все это отлично помнит – такое не забывается! – справедливо считая, что родители довели его до столь ужасного состояния, и не собирается их прощать, и не собирается им объяснять, почему он с ними мысленно давно попрощался.
Многих тинейджеров – мальчиков и девочек – спасает лишь то обстоятельство, что в силу жизненной неопытности они свято верят, что если одной таблетки транквилизатора достаточно для того, чтобы уснуть, то 50 или 100 таблеток более чем достаточно для того, чтобы навсегда уйти из жизни. На самом деле – и слава богу – транквилизаторы и в количестве 300 таблеток не приводят к летальному исходу, тинейджеры лишь спят двое суток, да потом еще дня три остаются заторможенными. А более сильнодействующих препаратов – нейролептиков или антидепрессантов – после приема которых летальный исход во много раз более вероятен, подросткам, к счастью, не достать.
Является ли любовью любовь тинейджеров?
Главный аргумент родителей, ограничивающих, а то и вовсе запрещающих (пытающихся запретить!) сыну встречи c девушкой, состоит в том, что мальчик 15–17 лет ни на какое глубокое и стойкое чувство просто не способен, и не будет ничего страшного, если он откажется от отношений с девушкой ради учебы. Да и многие психологи полагают любовное чувство подростка временным, несерьезным и обманчивым.
Современная наука знает о любви, об этом важнейшем в жизни человека чувстве, а скорее – состоянии, пока далеко не все, но знает довольно много. В основе любовного чувства лежат две простые установки:
1. Идеализация объекта любви, то есть приписывание ему множества положительных качеств.
2. Представление о единственности этого объекта для тебя, говоря проще, мысль о том, что только с этой женщиной ты можешь счастливо жить вместе – и ни с какой другой.
В сложный комплекс любовного чувства входит и желание прежде всего давать объекту любви, а не брать от него; желание заботиться о любимом человеке, то есть активная заинтересованность в его благополучии и развитии; ответственность за него, уважение к нему, то есть принятие и положительная оценка его личности, характера, взглядов такими, какими они существуют в настоящее время. В любовном чувстве десяти– и одиннадцатиклассников все эти компоненты уже присутствуют. Да, они окрашены психологическими особенностями характера подростков, но ведь присутствуют же!