Трудный выбор. Радужная
Шрифт:
Один раз в неделю по субботам до сих пор, начиная с десяти лет, папа возит нас на ипподром кататься на лошадях. Лошадей я люблю самозабвенно. За последние четыре года я подружилась с конем по кличке Пегас. Гнедой красавец с золотистой шелковой гривой, он как будто парил над землей, когда скакал, полностью оправдывая свое имя. Я познакомилась с ним, когда он был еще жеребенком, помогала его кормить, когда мы приезжаем на ипподром я всегда привожу ему сахар и яблоки, он их очень любит. Мы с Пегасом обожаем скакать по ипподрому и окрестностям, так что ветер свистит в ушах. За одиннадцать лет я хорошо научилась держаться в седле, а занятия танцами и карате добавили осанки
Такое количество разнообразных занятий не давало нам с братом особо расслабится и обрастать ненужными компаниями. Хотя время на шалости мы находили всегда. И дома, и у бабушки на даче, куда летом на каникулах мы любили приезжать, обязательно придумывали какие-нибудь проказы.
Однажды мы разыграли папиного друга дядю Толю, позвонив ему с домашнего на сотовый и сказали, что у него дома потоп и это звонит соседка. Как дядя Толя не узнал Родиона и не разобрал номер на телефоне мы не поняли, мы думали он догадается, а он напугался и убежал скорей домой. Влетело нам с Родькой по первое число.
Самым страшным наказанием для нас от родителей — филологов, любящих Пушкина, было учить его наизусть. А он написал много. К окончанию школы мы с братом знали наизусть всего «Евгения Онегина», большую часть лирики, поэмы и все сказки и даже кое-что из прозы. Помимо Пушкина учились и другие классики русской словесности. Короче, стояние в углу никогда не было бесцельным, а выученное однажды периодически проверялось на протяжении дальнейшей жизни любимыми родителями. Как это все умещалось в их голове, я не знаю.
Папу зовут Александр Ширазович Криз, он профессор, доктор филологических наук, писал обе диссертации по каким-то исследованиям по Пушкину, заведует кафедрой русской словесности в нашем гуманитарном университете. А мама у нас соответственно Людмила Ивановна Криз, известный в нашем городе тележурналист и между прочим кандидат филологических наук и тоже защищала диссертацию по Пушкину. Где-то на этих исследованиях жизни великого поэта они и познакомились. Маму неоднократно звали на центральное телевидение, но она, смеясь, всегда говорила: «Здесь я звезда, а там одна из многих.»
Папины родители бабушка Мари и дедушка Шираз живут во Франции. Мы зовем их просто по имени Мари и Шираз, хотя деда – чаще просто дед, а Мари — ба. Они приезжают к нам в гости раз каждый год, привозят кучу подарков для всех. Живут ровно три дня и уезжают. Мы не были у них ни разу. Общаемся через папу, он рассказывает, что звонила Мари или Шираз и передают нам привет. Ни интернетом, ни телефоном они не пользуются, сначала мы удивлялись и все спрашивали их, а они все отшучивались, а потом приняли как должное и привыкли.
Мамина мама бабушка Таня живет за городом, в дачном поселке. У нее там хороший, хоть и небольшой, всего шесть комнат и кухня, двухэтажный домик с балконом и террасой. Мы все любим там отдыхать, а бабушка живет там круглый год. Мамин папа, наш дедушка давно умер, мы были совсем маленькими, и я его почти не помню. Помню, что он был таким же рыжим как мама и Родик и весело хохотал над нашими проделками. А еще у нас есть два брата близнеца, Микс и Лекс, в просторечии Лешка и Мишка, десяти лет отроду, оба рыжие и кудрявые и оболтусы еще хуже, чем мы с Родькой. Только Микс огненно-рыжий, как Родька, а у Лекса волосы цвета темной меди, и он темнеет с каждым годом, как долго не чищенное медное украшение.
После школы наши пути с братом разошлись. Он поступил в университет на юридический факультет, а также параллельно решил продолжить занятия спортом, всерьез увлекшись фехтованием. А я решила не идти на филологический, как советовали родители и неожиданно для всех и прежде всего для самой себя, поступила в университет на факультет международных отношений. С языками у нас в семье все в порядке. Английский и французский будьте любезны не напрягаясь. Мы начинали на них говорить вместе с русским. К одиннадцатому классу меня еще заинтересовал итальянский, а папа у нас вообще говорил на шести языках свободно и сколько-то со словарем. Мама тоже к языкам способная. Мари и Шираз тоже говорили на нескольких языках, но с нами, с детьми, разговаривали исключительно по-французски и по-английски. С родителями как придется, все и так всё понимали. Поэтому экзамены я сдала легко, выбрав основным языком французский. В этом году мы с братом наконец-то заканчиваем универ, но это будет еще через месяц, а сейчас усиленно готовимся к сдаче дипломов.
От такой нашей насыщенной жизни близких друзей у нас с Родионом практически не было. У меня есть подружка Аленка, младше меня на полгода, она же дочка того самого дяди Толи, так что мы с детства часто общались. А у брата есть друг Денис, он живет в нашем дворе, правда в соседнем доме, переехали они, когда мы уже заканчивали школу, учились в девятом классе, попал с нами в один класс и сразу сошелся с Родькой, ходил вместе с нами на тренировки и иногда на ипподром. Это Дэн утащил Родьку в фехтовальную школу, его мать отдала туда еще раньше, правда Денис занимался на рапирах, а вот Родион влюбился в шпагу.
Денис тоже заканчивает наш универ, но факультет информационных технологий. Если в нашей семье талант к языкам и словесности, то Денис просто бог цифр. Что он с ними делает, не укладывается в моей голове, хотя он все время подначивает меня и говорит, что для него выучить одно стихотворение тяжелее, чем доказать теорему Ферма. В отличии от меня Алена девочкой всегда была спокойной и рассудительной. Она никогда не принимала участие в наших проказах, но надо отдать ей должное и никогда не сдавала нас родителям. Всегда говорила: «Не знаю, не видела, зачиталась». Наверное, поэтому мы и подружились. Она вся такая основательная, как ее мама и правильная как ее папа. К моменту нашего с Родькой второго совершеннолетия Аленка только заканчивала четвертый курс экономического факультета. Это как раз Аленкино. Вот такая у нас компания.
Глава 2. Утро
Родька вошел в мою комнату и, увидев мое заплаканное лицо, нахмурился.
— Что случилось, Рина?
— Вот. — Я достала кулон и показала Родьке.
— Он шевелится, и я его боюсь, а еще он изменился.
— Он и должен был измениться, ведь он подстраивается под тебя. Тебе, что папа об этом не сказал?
Нет, если бы он мне сказал, что он на мне начнет изменяться, я бы его никогда в жизни не надела. Ты же знаешь.
— Знаю, Ринушка. Ну откуда в тебе эта дурацкая фобия? Ничего в этой жизни не боишься, куда мы с тобой только не лазили и где только не шарахались, от хулиганов отбивалась молча, а увидев паука, даже нарисованного падаешь в обморок. Не реви все будет хорошо. Поверь мне. Ты же всегда мне верила?