Трудоголик
Шрифт:
— Ха! Один другого прикончил! — расплылся в злорадной улыбке Энтон, высунулся и выстрелил дважды.
Затем спрятался, нырнул снова, уже совсем без улыбки.
— Идёт сюда. Увидел. Вот блин. Вот блин! Ладно…
Шаги действительно приближались, тяжёлые, сопровождаемые сопением и ворчанием, и когда казалось, что нас разделяет всего пара метров, Энтон поднялся и выстрелил — снова дважды. На этот раз выстрелы были громкими и вполне знакомыми — я узнал пистолет. Посмотрел и подтвердил догадку — из белого незнакомого металла, элегантной формы.
За ящиками что-то гулко повалилось на пол,
— Повалил. Чёрт, опять… опять это произошло! Опять. Как же так! Я хотел только ранить. Не люблю убивать! И патронов мало осталось, так…
Он поймал мой ошалевший взгляд и спросил:
— Страшно?
— Нет, блин, весело!
— Что смотришь? Ну, можешь тоже посмотреть, что старик натворил. Ты только не пугайся.
— Он мёртвый? Ты убил какого-то человека, зашибись, здесь убивают людей, — сказал я, но всё же пересилил страх и поднялся.
За ящиками лежал не человек.
Во-первых, кожа — ядовито-жёлтая, лимонного цвета, с бурыми полосками и пятнами. Во-вторых, рук было четыре. Верхние конечности тяжёлые и большие, как у гориллы, всё ещё сжимали нехилых размеров дубину. Средние — меньше почти вдвое, жилистые, с длинными пальцами. Ну, и в третьих, совсем не человеческой являлась голова, под которой расплывалась лужа из крови. Она напоминала голову не то пса-питбуля, не то летучей мыши-нетопыля, не то…
— Орк, ты убил орка? Это орк, же, так?! Или огр? Мать вашу, это ж грёбаное фэнтези.
Я оглянулся и посмотрел на Энтона — дедок довольно лыбился.
— Красивый у тебя, парень, диалект! Такие старинные бранные словечки.
— Реально! Нет, это розыгрыш. Я выиграл билет в квест-рум, да?
А в следующий момент я вспомнил сон, который снился мне, по ощущениям, буквально несколькими минутами ранее.
* * *
[?/?]
…Я открыл глаза в тёмном пространстве, стянул шлем с присосками с головы, зашёлся в кашле. Вылез рывком из скользкой утробы и споткнулся о взгляд. Два глаза смотрели из темноты прямо в душу. Два глаза врага. Я сразу сообразил: нужно защитить это место.
Руки сами сложились в магический жест, в ладонь легла рукоять чего-то холодного и тяжёлого. Нога описала полукруг, ударив ребром стопы соперника в висок. Сверкнул клинок, который сжимала рука, скрипнула надрезанная ткань. Мы двигались в боевом танце, который я никогда не знал до этого. Я чувствовал меткие удары, приходившиеся по плечам и бокам — жгучие, острые, но боли почти не было, оставался лишь лёгкий отзвук в голове.
Мой клинок отвечал на каждый удар, но на какой-то миг я даже почувствовал страх — мощь и могущество врага всё равно ощущались всем моим естеством. Затем он отошёл на расстояние. Я тоже отступил назад и почувствовал сначала леденящий холод, затем обжигающий жар, следом — как что-то тяжёлое давит со всех сторон, словно меня отправили на морское дно. Глотку сдавило, стало трудно дышать, но я прошептал что-то, проведя пальцем — и тут же стало невообразимо легко, послышался гулкий шум взрыва, грохот упавших конструкций. И крик — дикий, нечеловеческий, отразившийся эхом от стен.
Уши заложило, яркая
— А ну спи! Сейчас же! Спи… — послышалось в голове.
Я нырнул в такое родной скользкое нутро, поймал руками, натянул что-то стальное на голову и услышал, как с лёгким хлопком смыкаются створки раковины, в которой мне, словно перламутровой жемчужине, следовало продолжить свой сон.
* * *
[??/??]
— Это всё приснилось? Или нет?
Ущипнул себя на всякий пожарный — стало больно. Энтон не заметил последнюю реплику и продолжал:
— Ну, этих каналий ничего не мешает назвать орками, да, эскорьи ещё те. Беглые рабы, после войны идут из городов на север, сбиваются тут в банды и рыщут по развалинам. А приличных скра на юге, вроде нашего уважаемого Рюрика, ты, пожалуйста, орками не называй. Слово ругательное. Могут и ухо откусить.
Энтон вытащил стрелу из плеча убитого, вгляделся зачем-то в медальоны, прошептал что-то, закрыл трупу глаза. Мы зашагали обратно, к ванне. По дороге я увидел, что стало со вторым бандюганом, чуть поменьше — товарищ отрубил ему голову, которая теперь валялась неподалёку. От этого вида у меня случились рвотные позывы, но вырывать было нечему — так я понял, что не ел последние несколько сотен лет.
— Ты сядь, парень, успокойся, на вон, выпей, вроде бы не сильно остыло.
— Что это за хрень? — я кивнул в сторону ванны. — Откуда я там? Это машина времени?
— Эта штука называется… антиэнтропийная камера, как-то так. Очень древняя. Разработка Первых Сеяных. Машина времени? Интересное название. На, говорю, попей.
— Да хватит мне чай под нос совать! Ты сказал что-то про века. Что ты имел в виду?
— А ты кто? Станнис? Богдан? Иль этот… Себастьян? Погоди… сейчас найду фотографии, чтобы сравнить.
Он стал рыться в сумке, я тем временем повторно откашлялся и попытался вылезти. Язык, действительно, был родной, русский, даже с привычным по малой родине уральским акцентом — все эти проглатываемые окончания, короткие гласные, резкие шипящие.
— Станислав я… Ну, да, было погоняло Станнис. И Стэн. Еще в школе.
Энтон тут же спрятал бумажки обратно. Я снова посмотрел на горгульи и светодиодную ленту.
— Так где это я? Мне блин, сегодня по проекту отчитываться!
— Хорошо, что тебе память не отшибло! Проекты — это хорошо. Считай, что ты уже по проекту отчитался. Да ты посиди ещё, сиди, тяжело после шестисот-то лет.
У меня волосы на руках встали дыбом.
— Чего?! Сколько-сколько лет?
Неужели это будущее? Да нет, не может быть! Я ещё раз посмотрел на своды зала, на пластмассовую кружку, на светодиодную ленту, и подумал, что, наверное, это какое-то странное будущее. Неправильное. Поэтому на всякий случай я всё же опрокинул предложенное питье на пол и вцепился в воротник моему собеседнику.