Трудовые будни барышни-попаданки 4
Шрифт:
После чего обернулась к Феденьке и маменьке, чтобы узнать наконец-то, что за дядя попросил ребенка скатиться на самокате. Но мамаша успела увести юного пациента, видимо опасаясь, что фаза моего милосердного помутнения закончится и я войду в привычный — привычный для нее — образ хозяйки, возмущенной утратой ценного предмета.
Шоколад, значит, пропал… да не простой, а тот, что был предназначен для особого дела. Вот уж не думала я когда-то, записавшись на мастер-класс для пенсионеров, что самодельные шоколадные конфеты так пригодятся мне в прошлом. А оно вон как вышло-то…
Все дело в том, что в XIX веке шоколад был еще далек от своей современной формы. Популярным был горький и крепкий напиток, изображенный на картине Лиотара, им наслаждались избранные. Но я знала секреты будущего: про технологии голландской обработки какао, которая делала шоколад более мягким и приятным на вкус, про швейцарский метод конширования, придающий шоколаду тонкую текстуру и гладкость. Вспомнила же! Правда, без имен изобретателей, зато с примерными датами, о которых нам рассказывали на мастер-классе. Я собиралась намного опередить этих господ и снять шоколадные сливки.
Все просто на самом деле. Три столпа: обработка бобов щелочью, пресс для отжима какао-масла, сухое молоко. И вуаля. В этой истории не будет концерна «Нестле» и швейцарского шоколада. Будет Русский Шоколад. Единственный и неповторимый!
Инцидент с разбитым зеркалом и последующей медпомощью виновнику оказался финальным, хоть и незапланированным аттракционом этого дня. Гости понемногу собирались в дорогу. Петербург не Нижегородская губерния, оставаться на ночь не принято, да я и не раз достаточно вежливо давала понять, что такой опции в Новой Славянке не предусмотрено.
Конечно, кое-кто останется — умница-мальчишка, исключенный из кадетского корпуса, и сибирский чиновник. Парню — учиться, а к чему пристроить толкового, пусть и неуживчивого правдолюбца, пойму завтра.
Солнце за окном садилось, остатки светских разговоров напоминали кучки угольков в костре, прижатых друг к другу и рдеющих с еле заметными язычками пламени.
К одному из разговоров я прислушалась.
— Уж не знаю, Алексей Федорыч, горевать мне или радоваться. Вольдемар-то мой, Володенька, сошелся с тайным обществом. Хорошо, что оно без карт, без больших кутежей — трезв, как ни увижу. Вот только не говорит, для чего общество это.
— Ежели не говорят, Аглая Степанна, значит, фармазоны это, — ответил пожилой гость, прибывший рано и продуктивно освоивший столик с моими настойками. — Не удивлюсь, если там у них свои обряды и обеты, вроде церковных, только наоборот. Убий, укради, прелюбу сотвори, отца-мать не почитай…
— Что вы, Алексей Федорыч, — возразила гостья, — меня он вполне почитает. А как-то говорил младшему Коленьке — тот в кадетах, — что их союз вроде немецкого «Тугендбунда».
— «Тугендбунд», «Тугендбунд», а уж, проштите, Аглая Штепанна, у наш вше на обычный бунт перешьется, — прошепелявила графиня Энгельгардт, ставшая свидетельницей разговора. — Уж поверьте штарухе.
Я не стала
Тайные общества стали причиной еще одного требования к гостям Новой Славянки: не обсуждать планы перемен российского правления.
— Вообще-то, — однажды сказал Миша, обсуждая беседу милых молодых офицеров, после которой мы и ввели это правило, — знаешь, Мушка, на что они наговорили?
— На ссылку в Сибирь с обязанностью убрать весь снег? — вспомнила я старую телевизионную комедию.
— Ближе к истине, чем ты думаешь, — серьезно ответил муж. — Я ведь только что стал свидетелем разговоров о покушении на особу государя-императора, а доносить не собираюсь. И здесь очень большое пространство для юридического маневра: от «не заметят» до каторги-ссылки.
Я вздохнула, вспомнив все наши разговоры на эти темы. Да, единого закона сейчас нет. Например, декабристов в будущем будут судить практически по компиляции разных норм чуть ли не со времен царя Алексея Михайловича. Это потом уже, в 30-е, Сперанский сведет законы в единый кодекс, а пока да, маневр и импровизация. Поэтому лучше принять профилактические меры — избегать таких разговоров вообще.
Между тем гости расходились. Каждый получал небольшую корзиночку с разными вкусностями. Самой ожидаемой из них был мой шоколад.
Особую корзинку получили Лизавета Николаевна и Феденька. В ней были дополнительные лакомства — знак того, что я не сержусь. К вкусняшкам прилагался пузырек с зеленкой. Я отдельно отозвала Федю, посоветовала ему самому мазаться — тогда мать точно не накажет. Вообще-то это было лукавство, но, как добрая хозяйка, я право на него заслужила.
— Федюша, — наконец-то спросила я, — так ты не запомнил того дядю, что просил тебя на самокате прокатиться? Узнать его сможешь?
— Я, Эмма Марковна, с тех пор его не видел, — с виноватым видом сказал мальчик.
И тут на сцене появилось новое лицо, которому, вообще-то, следовало сегодня быть дома с самого утра. Конечно же, мой муж. Настолько утомленный, что шагнул ко мне без всякого политеса, будто я стояла одна. А я отказалась от идеи шутливо его приветствовать: «А я, Миша, свое расследование провожу».
— Ты как, дорогой? — спросила я.
— Очень нелегко и муторно. Уж думал, Мушка, что тебя больше не увижу.
Глава 13
Уважаемый мистер Дэниэлс!
Завершаю отчет о пребывании во владениях загадочной миссис Шторм-Орловой.
За нашей прогулкой по парку последовал обед. Он был подан в большом, но при этом изящном зале на втором этаже. Русское угощение известно обилием, а в доме госпожи Шторм его удачно дополняла изысканность. Практически все закуски были легки и не жирны. Лакеи предлагали попробовать; если блюдо понравилось, накладывали большую порцию. К тому же гости могли продегустировать разнообразные соусы, не только французские — пристрастием к ним русские грешат даже больше нас, — но и приправы Ближнего и Дальнего Востока. Некоторые из них я попробовал впервые.