Труды по истории Москвы
Шрифт:
По П. В. Сытину, например, выходит, что «великий посад» не был ничем укреплен, а малозаселенное Занеглименье было окружено громадной по протяжению линией укреплений. Неизвестно, откуда взято сообщение о том, что «бояре Дмитрия Донского» построили Андроньев монастырь на Яузе и Симонов монастырь на Москве—реке. Андроньев монастырь был сооружен по желанию митрополита Алексея, создателем Симонова монастыря был игумен Феодор. Неизвестно, на чем основано утверждение, будто бы Иван Калита «построил хоромы, кельи и другие принадлежности (?) митрополичьего двора за восточной стеной крепости, на „поле“ или на площади». Глава о митрополичьем дворе в «Истории Москвы» И. Е. Забелина говорит о площади, а не о поле. Словом «поле» никогда не обозначали площадь.
Главным недостатком книги П. В. Сытина является его стремление комбинировать без проверки различного рода высказывания и домыслы по истории Москвы, сделанные разными авторами и в разных изданиях. Например, Сытин пишет,
217
Сытин П. В. История планировки. С. 30.
«Схематический план Москвы к 1475 году», помещенный в монографии, [218] составлен П. В. Сытиным очень небрежно. В нем от Сретенского монастыря начинается «Троицкая дорога», тогда как Сретенский монастырь был основан «на самой на велицей дорозе Владимирской». [219] Вопреки ясному показанию летописи, у П. В. Сытина дорога во Владимир на схеме начинается от Андроньева монастыря. Хотя в своей монографии он говорит о большей заселенности восточной стороны Москвы, на схеме показано громадное Занеглименье и маленький посад между Неглинной и Москвой—рекой. Название «Заречье» нанесено на территорию «великого луга» и болота, то есть туда, где не было поселений. Коломенская дорога почему—то упирается в Данилов монастырь. Между тем Коломенская дорога, шедшая на правом берегу Москвы—реки (основная дорога на Коломну и Рязань шла по другой стороне Москвы—реки до Боровского перевоза), начиналась, как и Серпуховская, от Котлов. Алексеевский монастырь показан П. В. Сытиным не на старом, а на новом месте, куда он был перенесен во второй половине XVI века. Три села к югу от Москвы оставлены без названий, зато имеется загадочное село «Занеглименье» в черте города. К югу от Москвы поставлены два загадочных пятна овальной формы. В одно из них упирается Калужская дорога. Решить, что обозначают эти пятна, предоставляется воображению читателя: то ли это озера, то ли слободы – неизвестно. Неизвестно, что обозначают кружки, показанные в излучине Москвы—реки к западу от города, и т. д. Как видим, план Москвы, составленный П. В. Сытиным, полон ошибок, и можно только пожалеть, что он был повторен в книге Тверского. Глава о застройке и планировке Москвы в XII–XV веках в книге П. В. Сытина дает неправильное представление о древней Москве.
218
Там же. С. 39.
219
ПСРЛ. Т. XVIII. С. 280.
Между тем духовные и договорные грамоты великих и удельных князей вместе с другими документами, недавно переизданными Л. В. Черепниным, рисуют перед нами застройку и планировку города Москвы в XV веке. Духовные грамоты Василия Дмитриевича (не позднее 1425 года) показывают, как была еще ограничена городская территория. Село Хвостово в Замоскворечье стояло за городом, за городом находился и новый великокняжеский двор у церкви Владимира в садах (поблизости от Кулишек, теперь площадь Ногина). Существенно иную картину рисует завещание Василия Васильевича Темного (не позднее 1462 г.). Город вытянулся на север, и городские дворы подступили к Красному и Сущевскому селам. В начале XVI века город расширился еще больше. Городские посады и городские дворы раздались во все стороны города, к Сущову, к Напрудскому, к Красному, к Луцинскому. Этот быстрый рост города произошел во второй половине XV века, когда Москва сделалась столицей России.
ЖИЛИЩА ГОРОЖАН
Москва великокняжеского времени в основном была деревянной. Построение каменных зданий в Москве в тот период казалось делом незаурядным и, как правило, отмечалось в летописи. Объясняется это не только, вернее даже не столько бедностью, сколько относительным неудобством каменных зданий в условиях московской суровой зимы, дождливой и сырой осени и весны. Ведь каменные здания
Размеры и удобства помещений зависели от богатства и значения владельцев домов. О московских жилищах конца XV века некоторое представление дают записки упомянутого ранее Контарини. Когда путешественник добрался до Москвы, «славя и благодаря Всевышнего», избавившего его от стольких бед и напастей, он получил квартиру в виде маленькой комнатки с небольшим помещением для его людей и лошадей. «Комната эта была и тесна, и довольно плоха, но нам показалась она огромным дворцом в сравнении с тем, что мы прежде испытали». Позже Контарини перевели в другой дом, где жил Аристотель Фиоравенти, строитель Успенского собора. «Этот дом был довольно хорош и находился неподалеку от дворца». Через несколько дней Контарини получил приказ выехать из дома Фиоравенти и с трудом отыскал себе небольшую квартиру за пределами Кремля. «Квартиру эту составляли две комнаты, из коих в одной поместился я, а другую предоставил моим служителям». [220]
220
Библиотека иностранных писателей о России. СПб., 1836. Т. 1. С. 108–113 (А. Контарини).
Контарини жил в Москве в зимнее время (октябрь—январь) и тем не менее не жалуется на плохое отопление. Следовательно, надо предполагать, что он жил в помещениях с печами, устроенными достаточно удобно, а не в курных избах. Московские дома казались ему маленькими и неудобными по сравнению с обширными палаццо Венеции.
К жилым домам примыкал двор с подсобными помещениями – погребами, конюшней, баней и пр. Название «хоромы» употреблялось обычно в применении к жилью, а весь комплекс жилых построек, огорода и сада при нем обозначался словом «двор».
О размере дворов московских жителей имеем несколько указаний только XVI века, но и это уже позволяет сделать некоторые выводы. Двор Троице—Сергиева монастыря находился в Богоявленском переулке, на левой стороне, если идти с Ильинской улицы на Никольскую. Он имел 20 1 / 2 сажен в длину и 14 сажен в ширину, то есть был почти равен 300 кв. саженям. Двор этот был отдан позже посадскому человеку, что доказывает обычность подобных дворовых размеров в Москве. Взамен троицкие власти получили двор суконщика Лобана Иванова сына Слизнева. Этот двор имел в длину 40 1 / 2 сажен, а в ширину 9 сажен без локтя, да в другом месте в огороде было восемь сажен, по—видимому, тоже в ширину. Даже без огорода новый Троицкий двор имел почти 400 кв. сажен, а ведь ранее он принадлежал тяглому человеку, суконщику. [221]
221
АИ. Т. 1. С. 314–315, № 164.
Археологические работы на территории Подола «великого посада» поблизости от церкви Николы Мокрого показали, что московские дома в XIV–XV веках «представляли собой неглубокие врытые в землю срубы из добротных еловых или дубовых бревен». В среднем это были небольшие дома в 20–25 кв. метров площадью. Нижний этаж представлял собой погреб, жилое помещение располагалось над землей. «Усадьба ремесленника XIV–XV вв. устроена так, что дом-пятистенка выходит на улицу, а хозяйственные постройки стоят во дворе». [222] В XV веке Москва выросла очень заметно, но вплоть до капитального строительства, предпринятого при Иване III и его сыне Василии III, застройка города явно не соответствовала его значению как столицы русского государства.
222
Рабинович М. Г. Археологические исследования московского посада // Вопросы истории. 1955. № 5. С. 67.
ПОДМОСКОВНЫЕ СЕЛА
Нам не известно ни одно подмосковное село, о котором можно было бы достоверно сказать, что оно существовало уже в XIII веке. Единственным исключением является село Даниловское, да и оно упомянуто только в позднем житии Даниила Московского. Тем не менее, трудно сомневаться в том, что села, названные в духовных великих князей первой половины XIV века, уже существовали и в предшествующем столетии; это были те «красные села», о которых москвичи рассказывали в преданиях о боярине Кучке, полулегендарном первом владельце Москвы.