Труды по россиеведению. Выпуск 5

Коллектив авторов

В условиях экономического роста укреплялся и расширялся бюрократический слой, стабилизировалось положение социальных групп, так или иначе зависимых от бюджета. В то же время внутри бюрократии оформилась жесткая иерархия: на вершине – бессменный лидер (первое лицо) со своим ближайшим окружением (правящей группой), руководители силовых структур и спецслужб. Важное место «наверху» заняли и иерархи Русской православной церкви (РПЦ), формально отделенной от государства. Сложился альянс правящей группы и руководства РПЦ, государства

и церкви. «Верхи» подобрали себе политических союзников и бизнес-партнеров из числа особо приближенных (избранных) предпринимателей. В первые два президентства В. Путина их круг вполне определился. На появление корпорации «власть –церковь – избранный бизнес» указывали либеральные газеты, сохранившие некоторую независимость. В деятельности этой корпорации они усматривали корыстный групповой интерес, критиковали ее и закономерно становились для нее врагами.

Этот альянс и стал объектом защиты для нового русского консерватизма. Наконец, стало ясно, что защитить и от кого. Однако в идейном плане консерваторы не смогли предложить ничего оригинального, что отличало бы их от идеологической платформы либералов и социалистов. Ведь установку на сохранение status quo и всестороннюю поддержку лидера трудно считать самодостаточной идеей. А положения об уважении религии и РПЦ (как доминирующей конфессии) можно было найти в программах практически всех российских политических движений.

Показательно, что в Манифесте просвещенного консерватизма мы обнаруживаем некий пафос, но не так уж много собственно консервативного содержания: «Эйфория либеральной демократии закончилась! Пришла пора – делать дело! Первое, что нам необходимо, – это установление и поддержание законности и правопорядка в стране. Второе – обеспечение культурной и национальной безопасности. Третье – рост “благосостояния для всех”. Четвертое – восстановление чувства гордости и ответственности за свою страну. Пятое – гарантирование социальной справедливости и социальной защиты граждан, а также отстаивание прав и свобод наших соотечественников, проживающих в ближнем и дальнем зарубежье» 116 .

116

Михалков Н. Манифест просвещенного консерватизма. – Режим доступа: http:// www.proektrussia.ru/manifest-prosveschennogo-konservatizma.-n.-michalkov.html

Новое русское охранительство принципиальным образом отличается от того мировоззрения, которое возникло на рубеже ХVIII–XIX вв. в Великобритании, Франции, США и стало именоваться «консерватизмом».

Одна из основ консерватизма – признание того, что права личности неразрывно связаны с ее обязанностями. Консервативные политики поддерживают ценность порядка, т.е. строгого соблюдения законов, настаивая при этом на важности полиции и армии. Консерваторы никогда

не жалели денег на силовые структуры. Но порядок в государстве всегда был для них лишь условием реализации свобод! Европейские и американские консерваторы не меньшие (а то и большие) ревнители личных свобод (свободы слова, совести, права частной собственности), чем либералы. Поэтому консерваторы крайне негативно относятся к возможной при демократии «тирании большинства», обычно прикрывающей чью-то единоличную власть. И в Германии, и в США, и в Австралии консерваторы не меньше, чем либералы, опасаются чрезмерного сосредоточения власти в одних руках и проистекающего от этого произвола. Консерватизм, берущий начало от Эдмунда Берка и Алексиса де Токвиля, крайне настороженно и болезненно относится к любым ограничениям свободы слова.

Те же, кто сегодня как будто бы воплощает российский консерватизм, готовы всячески защищать единоличную власть. Их взгляды, их поведение лучше всего характеризуются старинным русским словом «верноподданничество». Такой «консерватизм» нацелен на защиту монополии на власть – и конкретного первого лица, и приближенной к нему группы лиц (равно как и обслуживающих их – по клиентельному принципу – групп). В законодательных собраниях разного уровня «Единая Россия» к 2014 г. контролировала от 60 до 98% мест. Однако фактически это контроль не партии, а бюрократического аппарата – деидеологизированного, но готового декларировать и исполнять любую программу, провозглашенную первым лицом и стоящей за ним правящей группой.

Эти «консерваторы» готовы терпеть свободу слова (как и прочие свободы) лишь в той мере, в какой они не создают угрозы (или даже дискомфорта) для неограниченной власти первого лица. Не случайно в упомянутом консервативном Манифесте совершенно не затрагивается тема прав и свобод. Антиэмансипационный, охранительно-запретительный характер нынешнего российского консерватизма демонстрирует практика: ограничение вещания негосударственных телеканалов, жесткий контроль над государственными СМИ, попытки давления на блогосферу и т.д.

Что касается принципа защиты частной собственности, то к нему российская правящая группа, реализующая «консервативную» стратегию, всегда относилась избирательно. Предприниматели, выказавшие политическую неблагонадежность (начиная с миллиардеров вроде Ходорковского, Гуцериева и др. и заканчивая владельцами деревенских магазинов), не могли рассчитывать на защиту своих прав судами. И хотя индивидуальные бизнес-истории складывались по-разному, в целом бизнесмены в последнее десятилетие ощущали свою уязвимость перед силовыми структурами. При слабости и зависимости судебной системы представители силовых ведомств могли действовать произвольно – с учетом собственных экономических интересов.

Конец ознакомительного фрагмента.