Труды
Шрифт:
Если встреча Адама и Евы является ликующим торжеством, завершением творения, в чем же заключается падение? Каким образом они вдруг оказались врозь? Если вспомнить, что я говорил о том, как человек, вместо того чтобы искать понимания всего созданного в Боге, в Божественном разуме, в Его мудрости, сделал попытку познать сотворенный мир как бы изнутри, погрузившись в него, то вы поймете, что в момент, когда человек потерял Бога, потерял полное с Ним общение, он уже потерял свою цельность. И тогда очень ясно опять-таки, что Адам и Ева, которые предстали друг перед другом как он и она, посмотрели друг на друга и увидели не единство свое, а различие, которое между ними существует. В Ветхом Завете это обозначено тем, что после грехопадения они друг на друга посмотрели и устыдились своей наготы (Быт 3:7). Наготы своей можно устыдиться, только
В этом заключается страшное начало того, что происходит тысячелетиями: того, что создало и в Ветхом Завете, и в Новом Завете, и в Церкви, и в секулярном, безбожном обществе те странные, уродливые порой отношения, которые существуют между мужчинами и женщинами. Я говорю сейчас не о половых отношениях, я говорю о том, что опять-таки выражено в Ветхом Завете: мужчина вдруг берет над женщиной власть. Он владеет силой, а женщина к нему льнет, потому что она без него не может, и с другой стороны, она завоевывает у него авторитет лаской, убеждением. И взаимное отношение, которое могло бы быть отдачей себя самого другому без оглядки, быть ликующей любовью, делается, с одной стороны, обладанием, а с другой – защитой или иным способом властвования. Мы это видим особенно в рассказе о женщине, которая погубила Самсона, которая взяла над ним власть, лишила его призвания для того, чтобы привязать его к себе (Суд 16).
И вот то, что было двоицей, стало теперь двумя особями – не двумя лицами, которые именно как лица глядят и видят друг друга, а особями, которые обособлены друг от друга. В этом заключается и падение, и расторжение чуда взаимной любви, чуда видения друг в друге совершенной красоты, которую Бог вложил в каждого из них и в каждого из нас.
Многие думают, будто грехопадение состояло в том, что Адам познал Еву брачной любовью и что в результате этого случилась какая-то катастрофа, потому что это им было не предназначено, – это не так. Это определенно не так по библейскому рассказу. Рассказ нам совершенно ясно показывает, что Адам познал Еву только после грехопадения, и поэтому их физический, телесный брачный союз не мог и не может никаким образом быть рассмотрен как грех сам по себе. Физическое общение мужчины и женщины не греховно, греховно вожделение, греховна бесчувственная жадность. В идеале брак или взаимное общение, которое приводит к нему, начинается в том, что человек другого любит, сердцем любит настолько, что они делаются едиными в духе, едиными в душе, и совершенно естественно, что эта любовь охватывает всего человека, включая и его тело. Просто дивно думать, что и телесность наша участвует в тайне любви, – не обладания, не вожделения, а именно той любви, которая делает двух едиными.
Есть место в одной рукописи Евангелия, не вошедшего в состав канонических книг, где говорится, что спросили Христа: когда придет Царство Божие? И Он ответил: Царство Божие уже пришло тогда, когда двое перестали быть двумя и стали едины. И в Ветхом, и в Новом Завете говорится, что в браке два человека делаются одной плотью, то есть одним живым существом, одной личностью в двух лицах, и, разумеется, в этом не может быть греха по существу. Грех, конечно, может вкрасться. Вкрадывается он постоянно, грех постоянно как бы ждет случая появиться: властвованием одного над другим, физическим голодом, который заменяет собой любовь и ласку, эгоизмом, бесчувствием. Конечно, нет никакого брака в христианском или в ветхозаветном смысле, если соединение двух, мужчины и женщины, начинается с плоти, а не с душевной любви или взаимного единства. Но не в браке грех, не в соединении двух грех, а в том именно, что в таких случаях нет соединения, в том, что когда нет любви, делающей из двух одно, единое существо, тогда это просто общение двух отдельных, друг друга исключающих, друг друга не признающих до конца особей. Это – грех, это прелюбодеяние, это нечистота.
Что же касается греха Адама и Евы или просто – греха человека, всечеловека, то мне кажется, что из Библии абсолютно ясно, что он совершается в момент, когда человек решает самостоятельно познать все тварное, всю тварность, все существующее не изнутри Бога, Который все знает до самых глубин, а изысканием своего собственного ума и опыта. В этот момент человек как бы спиной поворачивается
По библейскому рассказу, Каин – первый сын Адама и Евы, Авель – его брат. Рассказ о них как будто очень простой, а вместе с тем в значительной мере непонятный. Говорится нам о том, что Каин был земледельцем, Авель – пастухом. Авель принес Богу жертву, которую Бог принял, Каин принес жертву, которая была отвергнута Богом. И разгневавшись, охваченный завистью, Каин убил своего брата (Быт 4:3-8). Казалось бы, совершенно непонятный рассказ. Почему земледельчество Богу не угодно было, почему пастушество было Богу более по нраву?
Если задуматься, то, наверное, можно найти ответ, который для всех нас в той или другой мере пригоден. В чем заключалось пастушество, занятие Авеля? В том, что он был свободен от привязанности. Он не был прикован к земле, он был странником – в хорошем смысле этого слова, то есть он не прирос к земле. Он не был бродягой, потому что у него была настоящая забота о семье, о скоте, привязанность к родителям, привязанность к брату, но он был свободен. Если думать о Каине, то можно себе представить: земля была его уделом, он за нее держался, но и она его держала. Все его заботы, его труд над землей, его семейные отношения его приковывали, он был пленником, и когда он обратился к Богу, то он обратился как пленник земли, а вовсе не как свободный сын, сотворенный Богом для связи с Ним, для дружбы, для любви.
И мне кажется, из этого мы можем тоже извлечь урок. Конечно, кто из нас «странник»? Кто из нас не связан с землей так или иначе? Но быть связанным, как пленник, быть прикованным к своему делу – одно, а делать свое дело как свободный человек, который творчески что-то совершает, – совершенно другое. И каждый из нас может научиться от Авеля той свободе духа, которая позволяет, с одной стороны, делать свое дело, быть человеком до самой глубины души, самым реальным образом, любить своих родных, заботиться о том, что ему поручено, быть чем-то – и вместе с этим не быть в плену ни у чего, быть в состоянии смотреть вокруг себя, дивиться красоте, переживать все глубокое, что нам могут дать природа, жизнь, люди. И с другой стороны, мы можем, подобно Каину, быть связаны, связаться землей, к которой мы приковали себя, делом, которое для нас стало важней любви, дружбы, близких людей, кого бы то ни было. Нам кажется, что «надо» совершить это дело, мы готовы быть пленником своего маленького, может быть, счастья, своей маленькой радости: она моя, я буду ею питаться до конца, а что у других людей может быть радость, горе, нужда – мне дела нет… Вот чему может научить нас рассказ о Каине и об Авеле.
Мне было поставлено два вопроса. Первый вопрос: почему Каин убил Авеля? Почему его могло так возмутить то, что Бог принял жертву его брата и отверг его собственную, чтобы он мог дойти до убийства?
Знаете, то, что совершилось с Каином, совершается ежедневно во всем мире, но не обязательно в форме физического убийства, а в иной форме. Каин оказался перед лицом брата, который для него был как бы воплощением Божиего осуждения. Глядя на своего брата Авеля, он видел, что есть человек, который приемлем для Бога, тогда как он неприемлем. И он поступил так же, как часто поступали люди в древности, как каждый из нас иногда поступает. У него было чувство, что, не будь Авеля, все было бы хорошо: не было бы точки сравнения, все было бы просто, будь Каин один. И он решил убить Авеля, отделаться от него, устранить, чтобы были только он да Бог, он да жизнь.
Вы, может быть, скажете: ну, слава Богу, такого никто из нас никогда не совершал. Неправда! Как часто, когда человек стоит на нашем пути, в том или другом виде – и политически, и житейски, – мы думаем: ах, если бы только его не было, как бы дышалось свободно, как было бы хорошо! Ах, если бы только его не было на свете! И это очень страшная мысль, потому что это каинова мысль. Мы не доходим до того, чтобы убить человека, нет. Но мы как бы доходим до того, чтобы его отстранить, исключить его из нашей жизни, – а это человеку иногда бывает так мучительно, так страшно и так больно. Вот первый вопрос, который был мне поставлен, и вот мой ответ, насколько я могу на этот вопрос ответить.