Труллион (Аластор 2262)
Шрифт:
Глиннес выбежал на веранду, чтобы посмотреть на пролетающий крейсер Покрова — величественно-красивый корабль, выкрашенный бежевой, пунцовой и черной эмалью. Как хищная птица, он устремился к Вельгену и скоро исчез из поля зрения. Радиокомментатор почти кричал: «...бандиты поднимаются в воздух, но корабль Покрова уже прибыл! Клянусь девятью торжествами, Покров уже здесь! Старментеры не смеют включить мах [8] — они сгорят от трения в воздухе! Им придется обороняться!»
8
Мах: двигатель, позволяющий быстро преодолевать межзвездные пространства.
Диктор
Джут и Шайра прививали черенки к яблоням в дальнем углу сада. Глиннес прибежал и выпалил новости: «...а потом старментеров схватили и увели!»
«Я им не завидую», — не отрываясь от работы, ворчливо отозвался Джут. Для трилля отец Глиннеса был человеком до странности сдержанным и молчаливым. С тех пор, как мерлинги сожрали Шере, эти черты обострились.
Шайра сказал: «Прутаншир, небось, уже подметают. Стоило бы съездить, как ты думаешь?»
Джут крякнул: «Что одна пытка, что другая — тоска, да и только! Разжигают огонь, крутят колеса, тянут канаты. Иные глаз не могут оторвать. А меня хлебом не корми, дай посмотреть хуссейд».
Шайра подмигнул Глиннесу: «Что одна игра, что другая — нападающие кидаются вперед, кто-то бултыхается в воду, с шерли срывают хламиду. Подумаешь! Что одна голая задница, что другая — какая разница?»
«Кому судить, как не тебе?» — заметил Глиннес. Шайра, мнивший себя знаменитым бабником, расхохотался.
В конце концов Шайра так-таки поехал с матерью смотреть на казнь, но, по настоянию Джута, Глиннес и Глэй остались дома.
Шайра и Маруча вернулись паромом поздно вечером. Маруча устала и сразу пошла спать. Шайра, тем временем, присоединился к Джуту, Глиннесу и Глэю на веранде и рассказал обо всем, что видел: «Попались тридцать три пирата. Посадили их в клетки на площади. Все приготовили у них перед глазами. Бывалый народ старментеры, надо признаться, тертые калачи! Так и не понял, какой они породы. Одни вроде эхалиты, другие — сатагоны, а самый долговязый белокожий тип, по слухам, с Блавега. Не повезло им, что и говорить! Сорвали с них одежду, выстроили голышом, выкрасили на позор: голова зеленая, одна нога красная, другая — синяя. Всех охолостили, само собой. О, прутаншир — не для слабонервных! А музыка-то, музыка! Сладостная, как цветочный мед, странная, терпкая. Так и кажется, что смычками прямо по нервам водят... Ну так вот, значит, вскипятили большущий котел с маслом, подвезли передвижной кран. Треваньи — человек восемь — принялись дудеть и пиликать на рожках и фиделях. Как у банды матерых стервецов получается такая слезливая музыка? От нее мороз по коже, все внутри сжимается и во рту чудится привкус крови! Главный констебль Филидиче присутствовал, но казнью руководил старший агент Геренс. Старментеров по одному зацепляли крюками, поднимали и окунали в кипящее масло, а потом растягивали на высоченной дыбе.
«Хмф! — подвел итог Джут Хульден. — Во всяком случае, теперь старментеров на Труллион силком не затащишь. И то хорошо».
Глиннес слушал брата испуганно, как завороженный: «Не пойму, зачем такие страшные пытки, что даже старментеров жалко?»
«Затем, что страшные, — ответил Джут. — Что тут понимать?»
Глиннес с усилием сглотнул, хотел сказать несколько вещей одновременно и ничего не сказал.
Джут поинтересовался: «Теперь, когда ты знаешь, чем кончают старментеры — тебе захочется стать космическим пиратом?»
«Никогда!» — с глубоким убеждением объявил Глиннес.
Джут повернулся к Глэю: «А тебе?»
«Я никого не собирался грабить и убивать, так или иначе».
Джут хрипло рассмеялся: «По меньшей мере один из вас отказался от мечты нажиться грабежом».
Глиннес заметил: «Мне не понравилось бы слушать музыку, когда людей пытают».
«А почему нет? — возразил Шайра. — В хуссейде, когда позорят шерль, играют дикую торжественную музыку. Оркестр придает церемонии особый вкус, как щепотка соли — куску мяса».
Глэй решил высказаться: «Акадий считает, что очищение нужно каждому, а кошмар порой приносит очищение».
«Может быть, — отвернулся Джут. — Мне чужие кошмары ни к чему, своего хватает». Все поняли, о чем он говорил. С тех пор, как пропала его малолетняя дочь, Джут охотился на мерлингов как одержимый, почти каждую ночь.
«Ну ладно, старментерами вы, олухи, быть не желаете. Кем же вы станете? — поддразнивал братьев Шайра. — Допуская, что вас не прельщает перспектива остаться прихлебателями в родном гнезде».
«Буду играть в хуссейд! — заявил Глиннес. — Не хочу рыбачить. Соскребать кауч со скал тоже не хочу». Он вспомнил отважный бежево-пунцово-черный крейсер, сбивший корабль старментеров: «А то возьму да поступлю на службу в Покров. У них жизнь, полная приключений».
«Ничего не знаю про Покров, — многозначительно произнес Джут, — а насчет хуссейда могу дать пару полезных советов. Ежедневно бегай по восемь километров, чтобы не выдыхаться на поле. Тренируйся на стадионе — прыгай через купальни, пока не почувствуешь, что не упадешь в воду, даже если станешь играть с завязанными глазами. И дай покой девчонкам, а то скоро во всей префектуре не найдется девственницы для нашей команды».
«В последнем отношении имеет смысл рисковать», — заверил его Глиннес.
Глядя на Глэя, Джут нахмурил черные брови: «Ну, а ты что будешь делать? Останешься дома?»
Глэй пожал плечами: «Будь моя воля, я странствовал бы с одной планеты на другую».
Мохнатые брови Джута поднялись: «На космические путешествия нужны деньги. Где ты их возьмешь?»
«По словам Акадия, деньги можно сделать. Он побывал на двадцати двух планетах, зарабатывая в портах на жизнь и на полеты».
«Хмф. Все может быть. Не бери пример с Акадия, однако. Он ничего не привез из далеких миров, кроме бесполезной эрудиции».
Глэй слегка задумался. «Если это так, — сказал он, — а это должно быть так, потому что ты так говоришь — значит, свойственные Акадию умение ладить с людьми и обширный интеллект были приобретены здесь, на Труллионе, что только говорит в его пользу».
Джут, не относившийся к числу неспособных признавать поражение, хлопнул Глэя по спине: «В тебе он нашел надежного поклонника, это уж точно!»
«Я благодарен Акадию, — отозвался Глэй. — Он многое мне объяснил».
В голове у Шайры вечно копошились похабные мыслишки. Он лукаво пихнул Глэя локтем: «Похоже на то, что ночные похождения умудрили Глиннеса не меньше, чем тебя — нравоучения Акадия».