Труженики зазеркалья
Шрифт:
– Это как?
– Самый тяжелый случай… – помолчав, хмуро молвил дядя Семен. – Привяжется отражение к человеку – и больше никого уже знать не желает. Человек умер давно, а отражение так и бродит себе по зазеркалью. И ладно, если просто бродит! А то ведь еще и в зеркало влезть норовит…
– Ух ты! – Егор зябко передернул плечищами. – Это, пожалуй, покруче будет, чем с обслугой! И что с ними потом – с такими?
– То же самое. Персоналия нон грата! Слыхал такую хохму? Под зад
– Да нет… Я про тех, которые в зеркало не лезут, а просто бродят…
– Стол видишь? – спросил дядя Семен.
Егорка моргнул, потом опасливо покосился на расплывшийся, подтаявший угол столешницы – и как-то сразу осунулся, видимо, представив, что нечто подобное происходит с ним самим. Жутко все это. Рыба тухнет с головы, отражение распадается с лица. А главная жуть в том, что само-то оно этого не замечает…
Интересно, сколько времени можно продержаться, не подходя к зеркалу? Год? Два?.. Во всяком случае, не больше…
Отражение # 3
Из тягостного раздумья Егора вывел голос дяди Семена.
– Ну, что? – задумчиво промолвил ветеран, поглядывая на заметно сместившийся сплюснутый шар биржи. – Мнится мне, что Васятку нашего забрали надолго. Пойдем, Егор, кое-что покажу… – И, встав, направился к серой коробке павильона.
Егор растерянно посмотрел ему вслед.
– А бугор вернется? – напомнил он.
– Вряд ли, – не оглядываясь, отозвался ветеран и шагнул в павильон прямо сквозь стенку.
…Отражение комнаты было и вправду мутновато. Если бы не старый стеллаж с пропылившимися книгами – типичная берлога алкоголика: строй готовых к сдаче пустых бутылок под окошком, свесившийся с дивана матрас, затоптанный и прожженный в нескольких местах ковер…
– Да, – с сожалением констатировал дядя Семен. – Со стеклышком он, конечно, того… зря…
Изнанка новенького зеркала смотрелась удручающе: двойные размашистые разводы, оставленные влажной тряпкой, успели засохнуть – и теперь отражение воздуха в пограничном зазеркалье казалось слоистым.
– Ну вы, ребята, совсем обнаглели! – жалобно проскулил кто-то из невидимой обслуги. – Куда ж вы в павильон? Да еще сквозь стену! Не положено ведь… Дядя Семен! Ну ты-то вроде постарше! Нам же за вас влетит…
– Примолкни, – вполне дружелюбно посоветовал дядя Семен – и жалобный голосок примолк.
Егорка боязливо поглядывал на пустой прямоугольник зеркала. Дико ему было и непривычно находиться в павильоне просто так, не видя напротив своего двойника, все движения которого следует незамедлительно угадывать и повторять.
– А чего мы сюда, дядя Семен? – спросил он полушепотом.
Вместо ответа тот нагнулся, кряхтя, и извлек из-под
– Эх ты! – сказал Егор. – Это откуда? Дай глянуть!
– Все, что осталось от старого зеркала, – пояснил дядя Семен. – Я так думаю, что Васька его незадолго до нас долбанул. Остальное-то стекло вынесли, а это – вроде и на виду лежит, а проглядели…
– Вот попомни мои слова… – злобно шептались в пустом углу. – Нарочно потом на место не положит…
Там колыхалась похожая на рваный чулок паутина.
Бережно приняв зеркальный ятаганчик обеими руками, Егорка с трепетом заглянул в него – и увидел свою сведенную гримасой физиономию.
– Слушай… – потрясенно выдохнул он. – А нас-то там кто отражает?
Дядя Семен крякнул, поскреб в затылке.
– А хрен его знает! – ответил он со всей искренностью и забрал стекло. – Штору задерни… А сам в угол отступи. Вон в тот, в правый…
Егор повиновался. В комнате совсем потемнело. Сиял лишь прямоугольник настенного зеркала. Окошко в реальный мир.
Дядя Семен передвинул стул и, сев к зеркалу спиной, стал смотреться в осколок. Смотрелся долго. Губы его шевелились.
– И чего? – спросил наконец Егор.
Ветеран недовольно на него покосился, но стекло опустил.
– Значит, так, – сказал он, поднимаясь. – Вот загулял твой Егор, вторую неделю носа не кажет… Тогда что? Тогда приходишь сюда, когда нет никого, закрываешь штору, садишься и смотришь… А сам ругай его, ругай по-всякому… Понял?
– И что будет?
– Иногда ничего. А иногда, глядишь, и объявится вскоре.
С огромным сомнением юноша взял осколок и сел. В зеркальной плоскости ятаганчика обозначился темный очерк коротко стриженной головы с оттопыренными ушами.
– Ты! Козел! – неуверенно сказал Егор своему отражению.
Тут же заподозрил, что дядя Семен просто его разыгрывает, хотел было встать, как вдруг стекло подернулось рябью – и Егор увидел прямо перед собой исковерканное злобной радостью незнакомое женское лицо. Отпрянул. Лицо исчезло.
– Чего там? – с интересом спросил дядя Семен.
Егорка моргал.
– Баба какая-то… – пробормотал он.
– Баба? – озадаченно переспросил дядя Семен. – Хм… Любопытно. Ну-ка, дай…
Каждый повторил опыт по разу, но ликующая фурия в осколке так больше и не появилась.
– М-да… – разочарованно произнес дядя Семен. – Зазеркалье, зазазеркалье… Черт ногу сломит!
Положил осколок на стул и, покачивая головой, двинулся к выходу.
– Видал? Нет, ты видал, что творят? – прошелестело в углу. – Раскидали все – и пошли, будто так и надо…