Труженики зазеркалья

Лукин Евгений Юрьевич

– Ну, а к нам-то вы – как? В гости или по делу? – не отставал дотошный ветеран.

– В гости, – сказал Арчеда.

– Нет, скорее по делу… – сказала Тома, все еще нервно оглаживая бровь. – Леонид упомянул… там, на бирже… что ваш ведущий исполняет Полупалова. Василия Полупалова…

– Верно. И что?

– Понимаете, – волнуясь, заговорила она. – Тамара Истрина… – Осеклась, испуганно всмотрелась в лица. – …та, которую я отражаю… отражала… Словом, год назад она встречалась с неким Василием Полупаловым… И вот я подумала… Может быть,

это один и тот же…

– Истрина… Истрина… – забормотал, потирая лоб, дядя Семен. – Тамара Истрина… Нет! – решительно проговорил он наконец. – Не слышал. В разговорах не мелькала…

– Ни разу? – недоверчиво переспросила она.

Дядя Семен посмотрел на Егора и Арчеду. Оба с несколько виноватым видом помотали головами.

– Ну, это еще ни о чем не говорит, – поспешил утешить он обескураженную Тамару. – Труппа мы – молодая, работаем всего три месяца… Это тебе надо, Тома, по таким зеркалам побегать, которые уже несколько лет висят. Может, там что скажут…

– Но хотя бы взглянуть на него… – И рыженькая Тамара умоляюще покосилась в сторону серебристо-серой коробки павильона. Павильон парил в безликом пространстве – тусклый, тихий. Затаившаяся обслуга прислушивалась к разговору.

– На Василия? Зачем? Полгода назад Василия здесь тоже не было.

– Я понимаю… Мне только посмотреть: он или не он…

Отражения переглянулись.

– Да точно не он! – сказал Егор. – Кто бы с ним таким встречаться стал?

– Пьет? – быстро спросила Тома.

– Без просыху!

– А как бы на него все-таки взглянуть?

– Нету его, – объяснил дядя Семен. – Вызвали куда-то.

– Куда – не сказали?

– В вытрезвитель, скорее всего. Зеркало семь эр-ка шестьсот… шестьсот… Егор, у тебя вроде память получше!

Юноша наморщил лоб.

– Да нет… – сказал он. – По-моему, восемьсот, а не шестьсот… Восемьсот тридцать… Нет, не помню.

– Да он скоро вернется! – вмешался Леонид Витальевич. – Если желаете, в картишки пока перекинемся…

Машинально оглаживая вздернутую бровь, рыженькое отражение Тамары Истриной с несчастным видом смотрело в серую неопределенность зазеркалья, собирающуюся местами в причудливо-однообразные слитки павильонов. Вдали вдруг косо воздвиглось – и заметалось, затрепетало нечто бесформенно-огромное, слегка напоминающее серебристый обмякший аэростат. Не иначе, какое-то зеркало вынесли из дома – и оно отразило целый пейзаж.

Тамара очнулась, вздохнула.

– Я тогда попозже к вам загляну, – сказала она. – Если вы, конечно, не против…

…Три мужских персоналии долго смотрели вслед цветному блику, скользнувшему в пыльное бесконечное никуда.

– Понял, о чем я тебе толковал? – ворчливо осведомился дядя Семен, обращаясь то ли к Егору, то ли к Арчеде. – Вот ведь угораздило бедняжку… Главное: талант, талант! Полгода к зеркалу не подходила, а ты погляди, как образ держит! Так-то вот, ребятки… – с горечью заключил он. – С бездарями, небось, ничего подобного не стрясется…

Отражение # 6

Домой

Василий Полупалов так и не вернулся. Настала ночь. В павильонах, разумеется. Что же касается глубокого зазеркалья, то здесь определить навскидку время суток – задача довольно сложная. Освещение – одинаковое, серенькое. По бирже тоже не очень-то сориентируешься. Пожалуй, единственное отличие: днем более пустынно, поскольку все при деле. Зато по ночам персоналии покидают отражения темных комнат – и тут уж всяк развлекается в меру сил и способностей. Подчас можно подсмотреть забавные сценки: там бывший статист аттракциона кривых зеркал на потеху толпе вытворяет свои малоприличные и, в общем-то, дешевые трюки; здесь, пока хозяин с хозяйкой дрыхнут без задних ног, их копии, воровато озираясь, выносят из павильона отражение персонального компьютера и сразу же начинают яростно спорить, кто из них будет первый резаться в «Героев»…

Компьютера в квартире Василия Полупалова, как нетрудно догадаться, не водилось, поэтому дядя Семен, Егорка и Леонид Витальевич, ожидая возвращения загулявшего Василия, по старинке коротали время за картишками. В павильоне шепталась незримая обслуга. Голосов они старались не повышать – и не потому что боялись разбудить обитателей реального мира. Даже если какой-либо звук проникнет сквозь стекло, мы его все равно не услышим, поскольку в зазеркалье он имеет совершенно иную природу. (Бряцание холодного оружия, якобы, напугавшее Борхеса, – видимо, не более чем поэтический образ.) Просто за трепотню на рабочем месте может влететь от распорядителя. Да и от персоналий тоже.

– А я вот по деревне скучаю… – признавался со вздохом кто-то из невидимых тружеников. – Ночью, в пруду… Бывало, звездочкой пошевелишь, так она задрожит вся, отзовется… А кругом-то, братцы вы мои, тишь… Луна еще не вставала… На небе – ни облачка… Благодать…

– Ну вот и оставался бы в пруду! Чего ж ты в зеркало-то полез?

– По культуре, братцы, истомился, по культуре! А теперь вот гляжу на бутылки эти пустые, на занавески нестираные – и такая подчас тоска берет… Что я вообще отражаю! Эх…

– Эй, там, в павильоне! – сердито сказал Егор, которому на сей раз сильно не везло с картами. – Потише можно?

В серебристо-серой коробке испуганно замолчали, потом свели голоса до мышиного шороха и зашушукались снова:

– Вам, городским, этого не понять… К вам и луна-то в лужи не заглядывает… Одни фонари…

– Ну ты насчет луж – полегче… Я, если хочешь знать, вообще не из лужи…

– А откуда? Из гидранта, что ли?

– Выше бери! Из бассейна перед бывшим обкомом. Колоннаду отражал… Причем когда! При Андропове! Это тебе, кореш, не звездочками в пруду шевелить! Знаешь, какая ответственность? Чуть исказишь колонну – смотришь, а вокруг бассейна уже из КГБ ходят, к отражениям приглядываются… Того и гляди, воду сменят… с тобой вместе…